Герой пьесы Патрика Зюскинда "Контрабас", поставленной молодым режиссером Глебом Черепановым (у выпускника Щукинского училища 2010 года уже больше десятка постановок, но в МХТ им. Чехова он дебютировал недавно детским "Удивительным путешествием кролика Эдварда"), тоже лютует в пространстве, обложенном со всех сторон мягкими матрасами. Они не для сумасшедших - только для звукоизоляции, ведь контрабас гудит неслабо. Но уже через несколько мгновений после появления Хабенского на сцене рождается неуловимый образ сумасшедшего дома. Он становится все ярче по мере того, как герой все острее входит в подробности своей "страсти".
И вот ведь что странно - сама по себе любовь к контрабасу не есть ни грех, ни болезнь. Но в аранжировке Константина Хабенского она становится одержимостью, полной утратой связи с реальностью. Ведь его контрабас, лишенный солирующих партий, совершает бунт не только против дирижера, "захватившего" власть в оркестре, но и против логики европейской музыки, в которой у контрабаса почетная, но не первая роль.
Вовсе не желая углублять случайно возникшую параллель с "Гамлетом" Миронова, скажу только, что и ему пришлось убить человека. Этот "аттракцион" отложен в МХТ под самый финал, когда Хабенский, влетев на крышу холодильника и протолкнув свой монументальный инструмент в высокое окошко, попытался убежать от собственной галеры, но сам же и приковал себя к ней наручниками - и вот, связанный со своим величественным "альте эго" навек, он распахивает ногой дверцу холодильника. Там вмерзла его жертва, предмет его вожделения - рыжая роскошная певица (Ольга Воронина).
Когда сюжет пьесы будет уже исполнен и зрители сорвутся в аплодисменты, театр "допишет" сюжет: мы увидим и услышим самое настоящее соло Хабенского на контрабасе (актер специально осваивал этот инструмент для спектакля). Его герой уже за тактом пьесы будет аккомпанировать своей певице, которая истошно, плохо запоет Генделя. Так - за гранью смерти - исполнится его безумная мечта - слиться в любви к контрабасу и к ней.
Хабенский удерживает огромный зал МХТ им. Чехова в постоянном внимании - он изобретателен и страстен, он находится в неостановимом диалоге со всеми вещами комнаты, с пластинками и мусоропроводом, с множеством предметов, прежде всего с собственным костюмом. Появившись впервые на сцене, он пугает своей огромностью - пиджак больше его на несколько размеров, но когда он снимет с себя свой экзотический костюм, под ним оказывается маленький человек в майке. Это окружение столь важно для спектакля, что полноправными "партнерами" Хабенского можно назвать сценографию Николая Симонова и костюмы Марии Даниловой. Глубокая зависть (некий комплекс Сальери здесь безусловно присутствует), а главное - чувство полного несовпадения со своим местом в жизни, со всем и всеми, кто его окружает, - вот тема, которую совершенно иначе, чем это делал Константин Райкин в известном спектакле "Сатирикона", раскрывает Хабенский. Садизм, гнездящийся в комплексах подавленной значительности, собственной важности, позволяет увидеть в герое "Контрабаса" этакого Гитлера, затравленного самим собой извращенца и в конце концов фашиста, живущего в запертом пространстве своего больного воображения.
Так нежданно два крупных современных актера выступили в середине сезона с пророческими предостережениями против одинокого, эгоцентричного сознания, потерявшего всякую связь с реальностью. Выступили как два виртуоза-одиночки, предложившие нам войти в пространство трагического театра.