Пожалуй, все-таки сначала я прочитал книжку Вайля и Гениса "Мир советского человека" - упоительно остроумное исследование ментальности и практической жизни явления "хомо советикус". Я сам был (только ли был?) этим явлением, оттого это была книжка про меня. Потом я купил книгу Вайля "Гений места". И прочел там такие строки: "Существуют четыре города, от которых никуда не деться. Рига, где я родился и вырос. Венеция, где хотел бы стареть и умереть. Москва - столица языка, которым владею. Нью-Йорк, куда приехал в первые дни 1978-го и давно перестал вступать о нем в споры".
Александр Генис на Мортон-стрит у нью-йоркского дома Иосифа Бродского. Фото:Юрий Лепский / РГ
Тогда я написал ему письмо с просьбой погулять вместе по Венеции Иосифа Бродского. Он с охотой откликнулся и назначил мне свидание на мостике кампо Сан Мойзе. Мы провели с ним несколько дней в этом волшебном городе, много разговаривали и в конце концов решили, что он будет вести в нашей газете рубрику "Европеец". Так началось наше знакомство. Потом мы встречались и в Москве, и в Венеции. Говорили о Бродском (в последние годы его жизни Петя был особенно дружен с ним), о литературе, о кино. Однажды в небольшой компании у него на кухне он предложил каждому назвать книгу всех времен и народов. По-моему, сам он назвал "Анну Каренину". А вот я - "Игру в бисер" Германа Гессе. Петя покосился на меня с недоверием, ему показалось, что я выпендриваюсь, хотя и по сей день я так считаю. Петя был прав только в одном: чувствуя, что это великое произведение, я до недавнего времени не мог понять, что имел в виду Гессе под игрой.
С тех пор прошло достаточно времени. Петя, как и хотел, все чаще приезжал в Венецию. В конце концов его последним приютом стал остров Сан-Микеле - мемориальное венецианское кладбище. А я, открыв однажды новую книгу его бывшего соавтора Александра Гениса, прочитал: " Игра в бисер и есть чтение... Нагружая чужой текст своими ассоциациями, он втягивает книгу в новую партию. Включаясь в мир прочитанного, она меняет его смысл и состав. Игра в бисер - тот же теннис, но с библиотекой, которая рикошетом отвечает на вызов читателя. Успех партии зависит от того, как долго мы можем ее длить... Увлекшись, легко принять духовную реальность за единственную. Опасно не отличать ту действительность, в которой мы живем, от той, в которой мыслим. Поняв это, герой Гессе ушел из Касталии в мир, но я бы остался". Это были блистательные строки, открывшие мне заново книгу Гессе. Все в моих мозгах мгновенно встало на свои места, и я понял, что должен сделать. Для начала, как и в случае с Вайлем, я написал ему письмо. И уже через несколько дней мы встретились в его любимом Нью-Йорке, в Вашингтон-сквер. Я просил его рассказать мне о Нью-Йорке Бродского, о городе, который его приютил после изгнания, где ему дано было прожить двадцать четыре года и умереть в Бруклин Хайтс на улице Пиррпонт.
Это был незабываемый день. Как когда-то в Венеции, я испытал тихий восторг от общения с прекрасно образованным человеком. То же ощущение полной мерой вернулось ко мне в Нью-Йорке. И на этот раз Александр Александрович помог мне понять нечто весьма важное. Кажется, я догадался, что связывало их троих - Бродского, Вайля и Гениса - разных, непохожих и особенных. Они - великие читатели. И неважно, что у каждого из них был свой любимый город в мире, - они живут в одной стране и в одном месте, название которому придумал Гессе - в Касталии, в библиотеке превосходного духовного опыта человечества. Там они - свои. Каждый из них - гений этого места.