Хотя он работал и как репортер для иллюстрированных журналов всех видов (от знаменитого Life, отдававшего развороты социальному репортажу, до таких мощных игроков на поле глянца, как Vanity Fair и Harper’s Bazaar), хотя он любил снимать абстракции и натюрморты, в историю фотографии ХХ века Арнольд Ньюман вошел как человек, делавший "портреты в естественном окружении". Это значит, во-первых, что не человек шел к нему в студию, а он - к человеку. Во-вторых, что он делал постановку тут же на месте - из того, что было, и того, что он считал нужным. В-третьих, он не ограничивался тем, что ставил, скажем, Генри Мура рядом с его скульптурами. Если Ньюман брался за дело, его уже было не остановить.
Есть история, как его попросили сделать портрет одного голливудского магната для ежегодного корпоративного отчета. К тому времени у Ньюмана, правда, уже вышла не одна книга с портретами Давида Бен Гуриона, Альфреда Круппа, Мэрилин Монро, Артура Миллера, Элеонор Рузвельт… Но Алану Хиршфельду, тогда президенту Columbia Pictures, это все было, как сейчас выражаются, по барабану. Он сказал, что в распоряжении фотографа 15 минут. Лепет представителя пиар-отдела не был принят в расчет. Ньюман согласился и попросил Марвина Кормана, который организовал встречу, их оставить, пообещав позвонить после окончания съемки. Прошли полчаса, затем час, когда тот осмелился вернуться. И обнаружил Ньюмана, рассказывающего боссу (пока помощник убирал оборудование) о том, как Пикассо кокетничал с его женой - Августой. Босс был уже без пиджака, с закатанными рукавами рубашки, и открывал шторы на одном из окон. На его столе высилась коробка с кинопленкой, а экземпляр еженедельного приложения к Variety лежал на кресле. В общем, Ньюман не то, чтобы перевернул все вверх дном в кабинете, но создал то "естественное окружение", которое ему было нужно. После этой истории уже не удивляешься, как ему удалось снять в 1996 году Вуди Аллена, лежащим поперек кровати с кипой листков сценария и раскадровкой…
Что же получается: портрет в "естественном окружение" - это сказки для "чайников"? Пожалуй, не все так просто. В конце концов Вуди Аллена фотограф снимал в его собственной спальне, между прочим, заставленной книжными полками, а Жана Кокто - за своим рабочим столом в комнатке, окно которой смотрит прямо на облупленную стену старого дома напротив. В Париже, надо полагать. Другое дело, что Ньюман не отдавался на волю случая, он сам создавал ситуацию, в которой случай должен был стать счастливым. Для фотографа, как минимума.
Ну, и помимо организации пространства, принадлежащего хозяину, нужно было еще и выстроить плоскость снимка. Тут Арнольд Ньюман был виртуозен. Мало того, что он всегда готов был поместить своего героя в точно выстроенную, почти театральную мизансцену. Казалось, лицо и фигуру своего героя делал частью сложного узора на фото. Светский лев и фотограф моды сэр Сесил Битон, например, снят им в гостиной, где растительный узор ковра напомнит об орнаментах Уильяма Морриса, об ушедшей эпохе рубежа веков, и даже о любви англичан к "естественным" паркам… Иначе говоря, Ньюман умудрялся делать видимым не столько повседневность жизни, сколько превращать прозрачную ткань эпох в плотную материю с четким узнаваемым декором. Его портреты меньше всего были "повседневными", скорее - символическими. В них нет лишних деталей. Наоборот, белизна "пустого" листа могла стать контрастным фоном, превращающим вещи, лицо, предметы - в графические знаки и фрагменты письма.
Прямо противоположный ход - сюжет "пряток", который ярче всего виден на фотографии Робера Дуано, выглядывающего из-за "экрана" студии, перед которым только табуретка. Мотив спрятанного, сокрытого, пожалуй, один из любимых мотивов Арнольда Ньюмана. Игорь Стравинский, сидящий за столом с нотами посреди черно-белого, а ля шахматная доска, пола, наклонил голову. Так что лица почти и не видно. Виллем де Куннинг, художник-абстракционист, выглядывает из-за дыры в полиэтиленовой пленке - вся в брызгах краски. При этом никакой богемной расхристанности: прическа - волосок к волоску, джинсовая рубашка застегнута прилежно вплоть до верхней пуговицы. Пабло Пикассо на знаменитом портрете закрывает глаз рукой. Дело не только в интриге, которую создает прием, деля пространство на "сцену" и "закулисье". Пожалуй, для Ньюмана ощущение другого человека как тайны принципиально. Он как-то заметил в одном из интервью: "Я убежден, что попытка в фотографии показать всего человека - чушь. Мы можем только показать, так хорошо, как мы можем, что внешний человек раскрывает. Внутренний человек редко открывается кому бы то ни было, иногда - даже и себе самому".
Но уж возможности раскрыть "внешнего" человека Ньюман использовал на все сто. Фотограф Джоэл-Питер Уиткин, приручающий на своих работах тему ужаса смертного перед смертью, болезнью, уродством, на фотографии Ньюмана выглядит одним из своих героев - слепцом с бельмами на глазах. Лишь приглядевшись, понимаешь, что это эффект освещения. Изящная старушка Лизетт Модел, чья камера превращала аппетитных толстух на пляже в необъятные телеса, снята в ракурсе, при котором ее руки, сложенные на коленях, выглядят огромными. Но это все невинные профессиональные шутки с коллегами. Так сказать, обращение их оружия против них самих. Ньюман избегал прямых оценок.
Пожалуй, лишь однажды он использовал возможность откровенно манипулировать зрителем. Альфред Крупп, глава немецкой корпорации, оказался его жертвой не случайно. "Крупп дружил с Гитлером, и Гитлер позволил ему использовать узников в качестве рабов на своем производстве. Если рабочий падал, с него снимали кандалы и отправляли прямиком в крематории в Аушвиц", - рассказывал Ньюман. - Конечно, люди Круппа понимали, что я еврей и несколько волновались, что буду не слишком любезен с ним. Я пытался придумать, как показать ненавязчиво, кем он был на самом деле. Я осветил его с двух сторон и спросил: "Не могли бы вы наклониться вперед". И тут у меня от ужаса волосы встали на голове. Боковой свет с двух сторон сделал его похожим на дьявола. Это не ретушированная фотография. Но сам по себе Крупп был красивый мужчина".
Вообще-то Ньюман собирался стать художником. И даже изучал искусство в университете Майами. Но через два года деньги кончились. На дворе была Великая депрессия. Друг семьи позвал его работать в дешевую фотостудию в Филадельфии. Ньюман согласился, решив, что заниматься будет ночами. К тому же в Филадельфии жил его приятель, который ходил на семинары к Алексею Бродовичу, русскому эмигранту, работавшему в Париже у Дягилева на "русских сезонах", арт-директору Harper's Bazar. Студенты Бродовича снимали все ночи напролет. В общем, Ньюман попросил камеру у своего дяди и начал фотографировать. Ранние фотографии 1939-1940 года, как и портрет Алексея Бродовича (правда, сделанный в 1946) можно увидеть на выставке. К ним стоит присмотреться внимательно. Хотя бы потому, что они показывают, как можно учиться, когда учиться, кажется, невозможно. Ну, и, конечно, приятно обнаружить, что любовью к абстракции, вкусом к формальным экспериментам, интересом к европейскому искусству Арнольд Ньюман обязан не только Питу Мондриану, но и Алексею Бродовичу, одному из вдохновенных учеников русского авангарда и одному из щедрых учителей американских фотографов ХХ века.
Арнольд Ньюман:
"Увлеченность абстракцией в сочетании с интересом к съемкам людей в их натуральном окружении было той основой, на которой я построил мой подход к портретированию. Портрет должен быть настолько полным, насколько возможно. Физический образ человек и особенности его личности отражают наиболее важные аспекты, но только они одни недостаточны… Мы должны также показать отношения человек к его миру - с помощью фактов или с помощью символизма графики. Визуальный подход фотографа должен переплавить эти идеи в одно органическое целое, и возникший фотографический образ должен создавать атмосферу, отражающую наши впечатления в целом".