Ваша экспедиция была тщательно организована, за каждым шагом следили, вы знали, если что - спасут. В чем же тут риск, спросит какой-нибудь скептик. Что вы ему ответите?
Дмитрий Шпаро: Спасут, но не сразу! На вертолете нас доставили на остров Генриетты. Первый километр пути был крайне опасным: из-за сильного течения было видно, как лед быстро идет мимо острова. Тогда я попросил командира вертолета остаться на острове до того момента, пока мы не преодолеем этот участок ледохода. Если бы что-то случилось, то нам бы помогли. Все, к счастью, прошло хорошо. Но старт был очень проблематичный: люди оказались в воде, была потеряна лыжа во время двухчасового лазанья по несущимся льдам.
Неужели за все 76 дней вам больше ни разу не понадобилась помощь, подстраховка, не пришлось вызывать вертолет?
Дмитрий Шпаро: Помощь нет. Но каждые 16 дней прилетали самолеты, сбрасывали груз на парашютах: продукты и бензин на следующие две недели. По нашей просьбе начальник летного отряда издал приказ для своих летчиков, где обговаривалось, что никто ни под каким видом к нам на маршрут подсаживаться не должен. Иначе это нарушило бы научный эксперимент, который проводился. Он разрешал радиосвязь, разрешал получать посылки с воздуха, но в течение 76 дней никакого контакта с посторонними. Конечно, если бы что-то с нами случилось, то к нам бы прилетели, но не сразу, так как поблизости никого не было.
Мы общались по радиосвязи с летчиками экипажей ТУ-95 (стратегический противолодочный бомбардировщик). Они три раза подлетали к нам, предлагали сбросить продукты. Но у нас был специальный рацион. Мы, может, и рады были батону колбасы, но он исключался. Горбушка хлеба, конечно, лишней не была бы, но мы просили не сбрасывать ничего.
Что было самым сложным во время этого длинного путешествия?
Дмитрий Шпаро: Пожалуй, самыми тяжелыми моментами были ссоры. Они очень сильно угнетали. Когда несколько дней я с кем-то из ребят не разговаривал, то на сердце было очень тяжело. Психологически это трудно переносить. Но все объяснимо: большой срок, замкнутый коллектив, разные характеры, экстремальные условия.
То есть сильнейший мороз - это не самое страшное?
Дмитрий Шпаро: Холод - крайне неприятная штука. В первый наш поход температура опускалась до 42 градусов. Но это не так уж и много: в феврале 1986 года мы шли при температуре минус 55. Снаряжение было очень скудное, не то что сегодня. По ночам мы так мерзли, что стучали зубами от холода. Но страдания от ссор морально переносить гораздо сложнее, чем холод. Правда, все размолвки забывались, когда шли через сложный участок: кто-то проваливался, и все тут же переключались на помощь товарищу. Когда мы дошли до Северного полюса, наверное, более близких людей найти в природе было сложно. Если сейчас говорить об ощущениях чего-то драгоценного в жизни, то это, во-первых, победа над полюсом, а во-вторых, те чувства, которые нас связывали. Вместе мы совершили большое и важное дело - вот что классно!
Как долго вы готовились к этой экспедиции?
Дмитрий Шпаро: Наша команда существовала с 1970-го года. Для начала нужно было понять: можно ли вообще ходить по дрейфующим льдам на лыжах. В Советском Союзе так никто не ходил. Мы прошли пролив Лонга, между островом Врангеля и берегом Азии. Там из будущей команды нас участвовало уже четверо. Поход удался, и уже в 1973 году мы должны были отправиться к Северному полюсу. Но нам не разрешили идти, так как требовалось разрешение ЦК КПСС. А мы-то уже закупили для наших базовых радистов столитровую бочку квашеной капусты и неимоверное количество цыплят, так как радисты должны были три месяца жить на островах и поддерживать с нами связь. И сублимированное питание на 76 дней уже было закуплено. В итоге кур и капусту отдали в детские сады. Сублимированные продукты пригодились на месячных историко-географических работах на островах Карского моря, которые мы провели тем летом.
А в 1974 году Секретариат ЦК КПСС принял решение, что путешествие к Северному полюсу нецелесообразно. Но команда не распадалась: проходили другие зимние и летние экспедиции. И везде были люди, которые хотели помочь и сделать так, чтобы путешествие на Северный полюс состоялось. И это случилось в 1979 году.
Почему, кстати, на Северный полюс - почему не на Южный сразу?
Дмитрий Шпаро: Покорить Северный полюс почетнее - он испокон веков первая вершина мира. За победу над Северным полюсом существовало соревнование между странами. Все мечтали добраться до него как-нибудь: на собачьих упряжках, на дирижабле, на самолете, на подводной лодке, на ледоколе... А пешего путешествия не было. Мы дошли до него первыми - это была красивая историческая веха, связанная не с техническим прогрессом, а с возможностями человека.
К вам на полюс прилетал сам Андрей Вознесенский. Как вел себя знаменитый поэт, не жаловался на мороз, не просился домой поскорей?
Дмитрий Шпаро: Андрей Вознесенский очень тихо и скромно вел себя на полюсе. Он, Юрий Сенкевич и Василий Песков устроили небольшую пресс-конференцию прямо по прилету в нашей палатке. Вознесенский сначала молчал и ничего не спрашивал. Встрял в разговор только когда я начал рассказывать, как писал радиограмму в "Комсомольскую правду": стояла кружка, а на ней свеча для света, но в то же время я все время грел около нее пальцы. Это Вознесенского вдохновило.
Через некоторое время он подошел ко мне и сказал, что на меня обиделись летчики, с которыми я не пообщался, так как было много дел. А они ведь наши главные собратья, поэтому это было преступление с моей стороны. Я побежал к ним, мы пообщались, сфотографировались. Вознесенскому я благодарен: он один увидел, что есть люди, которые страдают. Это заметил тот, кто являлся большим поэтом, а большой поэт - это человек, который видит страдания другого. Уже потом он написал свои знаменитые строки: "Лечите душу синим цветом льда".
Наверное, смешно задавать такой вопрос полярнику со стажем, но я рискну. Когда я вернулась с полюса, меня все спрашивали: "Какой он - Северный полюс?" А как бы вы ответили на этот вопрос? Каким вы увидели его впервые?
Дмитрий Шпаро: Я считаю, что все чувства рождаются от того, что человек с этим каким-то образом связан. Если привезти туда человека и не сказать ему, что он на Северном полюсе, то он вообще ничего не почувствует: холодно, голо, ветер воет, страшно. Для всей нашей команды первые моменты на Северном полюсе были важны. За три дня до полюса не было солнца, мы шли при сильной облачности, мы не могли по Солнцу определить свои координаты. Решили, что надо очень форсированно идти, чтобы лед не успевал нас сносить. Иначе бы мы сильно промахнулись. Мы шли без ночевок, потому что во время них как раз сносит. Когда по нашим подсчетам до Полюса оставалось 300 метров, можно было считать, что мы достигли цели, так как точность наших астрономических наблюдений была 1, 5 километра. Как быть с этими 300 метрами: идти дальше или считать, что мы на месте? Впереди по направлению ужасное поле торосов. Кто-то считал, что идти нужно, кому-то было безразлично... Василий Шишкарев сказал: "Будем взвешивать пятак на весах, деление которых килограмм". Я на него за такой подкол, конечно, разозлился. Приняли решение идти, корячились полчаса в этих торосах.
Поэтому Северный полюс - это испытание на силу духа, на верность, на честность. Если ты их выдерживаешь, доволен собой, своими друзьями, жизнью, - Северный полюс делает тебя безумно счастливым. Но описать его невозможно - внешне в нем нет ничего необычного. Наша победа, сродни Марии Кюри, открывшей радиоактивность, писателю, дописавшему последнюю страничку своего нового романа. Это творчество. Мне всегда казалось, что поход к Северному полюсу - это элемент глобальной культуры.
Это путешествие вообще что - мечта детства? Читали "Двух капитанов", мечтали в детстве пройти по пути капитана Татаринова? Или все-таки мечтали о чем-то другом, а стали вдруг полярником?
Дмитрий Шпаро: Да какой же я полярник? Полярники - это те, кто там живут, работают: синоптики, капитаны ледоколов, командиры самолетов. А мы - полярные путешественники. Правда, у меня есть звание "Почетного полярника". Конечно, колоссальная приверженность северу остается. Есть изумительные места, которые важны для человека, когда он туда возвращается, то снова становится счастливым.
Описать Северный полюс невозможно - внешне в нем нет ничего необычного. Если привезти на полюс человека и не сказать ему, где он, то он и не поймет: холодно, голо, ветер воет, страшно. Фото: Юрий Лепский / РГ.