Не было, кажется, никакой на свете вещи, которой она оставила бы ее реальное очертание. К чему факты, даты и подробности, когда ее жизнь сама подобна невероятному роману? "Дочь небогатого нефтепромышленника" (так она однажды начала свои мемуары) была едва ли не самой богатой наследницей Таганрога. Став взрослой, она жила более чем скромно, совсем безбытно, часто голодая, безудержно тратя на друзей и незнакомых людей, с легкостью переживая кражи и материальную неустроенность. Когда в 1917 году на собственном пароходе "Святой Николай" ее семья бежала в Турцию и заклинала уехать с ними, Фаина осталась в советском Крыму, навеки соединив себя со всеми страданиями несчастной страны. Вряд ли ее вела за собой звезда революции, хотя в умопомрачительных рассказах Фаины Георгиевны есть и история о швейцарской встрече с будущим вождем революции.
Стоит ли задавать вопрос, было ли это на самом деле? Девочка хоть и была "дочерью небогатого нефтепромышленника", владельца особняков, фабрик и пароходов, сочиняла свой мир со страстью большого писателя.
Сегодня "РГ" предлагает вам никогда не состоявшееся интервью, попытку из поднебесья расспросить великую сочинительницу и клоунессу, обладательницу трагичнейших глаз. Расспросить о ней самой и о времени, которому она с легкостью придала шекспировские черты, воспользовавшись в этом виртуальном "разговоре" тем, что она сама в разные годы говорила о себе.
Фаина Георгиевна, правда ли, что Ленин в Швейцарии подсказывал вам слова из монолога Нины Заречной?
Фаина Раневская: Деточка, если бы я не придумывала себе все, в том числе партнеров, а играла с ними - такими, какие они есть, - я бы сразу умерла.
Вы никогда не учились в театральной школе, у вас не было диплома. Кого вы считаете своими театральными мастерами?
Фаина Раневская: Только двоих - позабытого теперь русского трагика Иллариона Певцова и Павлу Леонтьевну Вульф. Без нее я бы не стала актрисой. Она истребила во мне все, что могло помешать тому, чем я стала. Никаких ночных бдений с актерской братией, никаких сборищ с вином, анекдотами и блудом. Она внушила страсть к Пушкину. Когда она умерла, она ушла из ХХ века в XIX, в котором так мечтала жить.
Фаина Георгиевна, почему вы так и не написали книгу о себе и о вашем времени?
Фаина Раневская: Это невозможно. Получилась бы книга жалоб. Без предложений. Писать о себе плохо не хочется, хорошо - неприлично... Писали Пушкин, Тютчев, Маяковский. А я просто старая провинциальная актриса.
Но вы все-таки писали и потом порвали почти готовую книгу. Почему?
Фаина Раневская: Не хочу обнародовать жизнь мою, трудную, неудавшуюся, несмотря на успех у неандертальцев и даже у грамотных. Кто-то сказал, кажется, Стендаль: "Если у человека есть сердце, он не хочет, чтобы его жизнь бросалась в глаза". И это решило судьбу книги. То, что актер хочет рассказать о себе, он должен сыграть, а не писать мемуары. Я так считаю...
Что вы больше всего любили в жизни?
Фаина Раневская: Больше всего я любила влюбляться: Качалов, Павла Леонтьевна, Бабель, Ахматова, Блок (его лично я никогда не знала), Михоэлс - прелесть человек, Екатерина Павловна Пешкова, Мария Федоровна Андреева мне были симпатичны. Бывала у обеих. Макс Волошин, Марина Цветаева, чудо-Марина. Обожала Екатерину Гельцер. Мне везло на людей.
...Зимой, когда их могилы покрыты снегом, еще больнее, еще нестерпимее все там... И такое одиночество, такое одиночество...
Ваша сценическая, кинематографическая судьба в каком-то смысле повторяет судьбу ваших ненаписанных мемуаров. Обрывки, фрагменты, недовоплощенность. Отчего?
Фаина Раневская: Я очень хорошо знаю, что талантлива, а что я создала? Пропищала, и только. Кто, кроме моей Павлы Леонтьевны, хотел мне добра в театре? Никому я не была нужна. Я бегала из театра в театр, искала. Не находила. Личная жизнь тоже не состоялась.
Что было самым ужасным в вашей жизни?
Фаина Раневская: В шесть лет я стала несчастной. Гувернантка повела в приезжий зверинец. В маленькой комнате в клетке сидела худая лисица с человечьими глазами. Рядом на столе стояло корыто, в нем плавали два крошечных дельфина. Вошли пьяные, шумные оборванцы и стали тыкать в дельфиний глаз, из которого брызнула кровь.
Кто больше всех повлиял на ваш характер?
Фаина Раневская: Мать. Вся моя нервность - от нее. Нервность и... одиночество. Еще Чехов. В детстве мне попалась "Скучная история". Я схватила книгу, побежала в сад, прочитала всю. Закрыла книжку. И на этом кончилось мое детство. Я поняла все об одиночестве человека.
Вам всегда трудно жилось в быту. Как бы вы чувствовали себя в нынешнем времени, так ориентированном на бытовое благополучие?
Фаина Раневская: Мое несчастье в том, что я скорее поэт, доморощенный философ, "бытовая дура" - не лажу с бытом! Деньги мешают и когда их нет, и когда они есть. Вещи покупаю, чтобы их дарить. Одежду ношу старую, всегда неудачную. Урод я.
Что было самой большой страстью вашей жизни?
Фаина Раневская: Сказано: сострадание - это страшная, необузданная страсть, которую испытывают немногие. Покарал меня бог таким недугом.