Вряд ли найдутся те, кто помнит московского оперного Ромео - Сергея Лемешева, выступавшего в постановке Большого театра 1941 года. Тем не менее спектакль на сцене Новой оперы, отсылает зрителя к образцам сценической классики. Этот "Ромео и Джульетта" - эликсир для тех, кого нервирует в оперных театрах "актуальная" режиссура, но кого не устраивает и рутина устаревших постановок. Спектакль вряд ли взбудоражит интеллектуалов, не поразит новейшими технологиями, здесь вообще много "не" - не "модный", не "концептуальный", не изобретательный. Он намеренно сделан традиционными средствами - в стиле "олд-фэшн", но оказывается при этом совершенно не старомодным.
Занавес открывается, и в гробовой тишине на сцене начинается бой на шпагах. Монтекки дерутся с Капулетти: убийство, кровь, в жесткий ритм которых вливается оркестровая увертюра. За сценой хор молитвенно вещает: "Вражды минувших дней раздор кровавый..." Кажется, все просто. Но Монтекки и Капулетти фехтуют так, что вспомнишь профессиональных каскадеров. И не случайно: постановщик боев Павел Янчик работал с Джоном Малковичем и Люком Бессоном. Он и наполнил мир французской оперы со сладкозвучными ариями и дуэтами, атмосферой жесткой схватки. Его фехтовальщики ураганом врываются на сцену, бьются на шпагах, уносят со сцены жертвы, среди которых и Меркуцио (Илья Кузьмин) с Тибальдом (Вениамин Егоров), показывающие чудеса фехтовки в сочетании с вокалом. Расступившись, хор поет над трупами реквием: "О, скорбный день!".
Режиссер Арно Бернар ничего не изобретает в спектакле, не изменяет смыслы, не расширяет контексты партитуры. Он просто старается быть верным во всем: стилизуя в лаконичной монументальной декорации стены, уходящей железным массивом под колосники, и ренессансную военную крепость, и ренессансную военную крепость, и фасад палаццо с проемом окна, и страшный склеп, величественно освещающенный горящими, как звезды, свечами. Так же "под ренессанс" Бернар стилизует и костюмы, правда, с прямолинейным разделением на "красных" Капулетти и "черных" Монтекки.
Зато артистам легче различать друг друга в вихре боев. Здесь Ромео и Джульетта встречаются на балу, а не, скажем, в пабе, проводят в объятиях ночь любви на ложе, слушают жаворонка, обсуждая, словно герои вагнеровского "Тристана и Изольды", злой рок восходящего солнца, разлучающего влюбленных.. Они стоят коленопреклоненно перед патером Лоренцо (Евгений Ставинский). Лоренцо здесь - иезуит, окруженный не молитвословами, а глобусом и телескопом. Он дает Джульетте яд, и с этого момента действие спектакля обретает огромную трагическую энергию. Свадебная церемония проходит под звуки органа, во время которой Джульетта теряет сознание - медленный оркестр, общий ужас: "мертва!".
Гигантский деревянный крест с грохотом летит на сцену. Так же просто и драматично развивается финальная сцена в склепе, где Гуно дал возможность встретиться любовникам перед смертью. Они поют свой последний дуэт любви в тусклом пространстве, освещенном огнями вечности, и, умирая, тянут друг к другу руки. Не дотянутся. Оркестр разливается томительным, почти "малеровским адажиетто". Кажется, ничего нового: все это было. Но впечатляет, как любимое старое кино. И происходит это еще потому, что в спектакле удивительным образом освобождается вся музыкальная красота партитуры. Фабио Мастранжело легко проводит оркестр по огромной пятиактной партитуре, не упуская при этом ни одной детали, будь то красивая мелодия или инструментальная краска. Звук оркестра окутывает теплом струнных, мерцает тембрами деревянных, увлекает контрастами танцев, боев и любовных дуэтов. Но даже при этом, если бы в спектакле не было Джульетты - Ирины Костиной, прекрасных дуэтов Джульетты и Ромео - Георгия Васильева, отличных вокальных работ других солистов, такого захватывающего спектакля не получилось бы. Но при нынешнем раскладе "Ромео и Джульетта" обещает стать хитом у московской публики.