После неспокойной ночи с автоматно-пулеметной стрельбой за окном, прерываемой грохотом чего-то посерьезнее, спускаюсь вниз и вижу за гостиничной стойкой каску и бронежилет с надписью PRESSA. Кто-то из коллег-журналистов попросил администратора гостиницы приглядеть за амуницией. Она объясняет, что иностранцы в Донецк без брони сейчас не приезжают.
На улице слышны отдаленные взрывы. Стреляют в Донецке почти без перерыва. Грохот взрывов напоминает непрекращающуюся грозу. Периодически поступают сообщения о прорывающихся в город диверсантах, жителей просят сообщать о подозрительных машинах.
Троллейбус и "джихадомобиль"
В городе закрылись не только гостиницы. Не работают дорогие рестораны, ювелирные магазины и автосалоны. Закрыты банки, мертвым сном спят банкоматы. На дверях одного из крупных банков висит объявление, извещающее, что ближайший банкомат, в котором можно получить деньги, находится в Артемовске.
И все-таки Донецк живет. Общественный транспорт курсирует, вода в кранах есть, продовольственные магазины, хоть и не полный рабочий день, но все же открыты. Только жизнь здесь особенная. Указатели, по которым можно найти ближайшее убежище. Плакаты с призывом записываться в ополчение. Заклеенные, закрытые деревянными щитами и рольставнями и просто разбитые окна. Следы от осколков на стенах новеньких многоэтажек и пробитые снарядами "хрущевки". Прошитые в решето заборы и ворота частного сектора, разрушенные дома.
Вот чего здесь нет, так это дорожных пробок. На донецких улицах в редком потоке машин можно увидеть белые грузовики гуманитарного конвоя из России, фуры с надписью "Фонд Рината Ахметова" на борту или меняющую место дислокации ополченскую колонну с гаубицами. Встречаются и по-настоящему колоритные картинки. Мимо остановки проезжает городской троллейбус. За ним - раскрашенный зелеными пятнами "джихадомобиль" с зенитной установкой в кузове. Гражданская машина переделана местными умельцами под боевую задачу настолько, что уже трудно определить, на какой автомобильной базе она создавалась изначально. Следом грохочет по асфальту гусеничная БМП.
На центральной улице тоже движение. Там проносится ополченец на байке, подозрительно напоминающем "харлея". Затем появляется камуфлированный квадроцикл ополчения. У руля закреплено нечто, похожее на турель для пулемета.
Рецепт под канонаду
Шум взрывов нарастает. Поначалу это пугает, но через пару-тройку дней попросту перестаешь его замечать. Канонада воспринимается как фоновый звук, "белый шум". Местные жители не реагируют на нее, даже если грохочет сильно и близко. У магазинной витрины, заклеенной крест-накрест, две женщины обсуждают рецепт какого-то блюда. От взрывной волны дребезжит стекло. А они - как ни в чем не бывало:
- Добавляешь маслица. (Взрыв) Нарезаешь лучок помельче. (Взрыв). Хорошенько обжариваешь... (Громкий взрыв).
На крытом рынке Донецка - свои разговоры.
- Надо за товаром ехать, а как, непонятно, - сетует одна из продавщиц.
Другая делится впечатлениями о недавней поездке.
- Все горит, дым кругом, на земле хлопцы мертвые лежат. И так жалко их... - заметив, что я остановился и прислушиваюсь, женщина обрывает свой печальный рассказ и пытается улыбнуться, - заходите, у нас недорого.
Здесь ценят каждого покупателя. Оно и понятно: у людей с деньгами проблема. Работы в городе практически нет. На немногих предприятиях, которые еще действуют, зарплату выдают пайками из гуманитарной помощи и углем.
Горловка! Горловка!
Намереваюсь съездить к знакомым в Горловку. На остановке, откуда раньше предприимчивые перевозчики конвейером отправляли маршрутки и машины, теперь пусто.
- Горловка! Горловка! - без энтузиазма зазывал голосистый парень.
Его крик похож на глас вопиющего в пустыне. В сторонке сиротливо стоит одинокая легковушка с двумя пассажирами. Пожилая пара сокрушается, что деньги закончились, пенсию получить невозможно и что будет дальше, неизвестно. Я третий пассажир. Четвертого безуспешно ждем минут двадцать.
Выясняю, по какому маршруту сейчас ездят горловские перевозчики. Оказалось, что ехать придется через украинский блокпост. Как? Объясняют:
- Водитель соберет паспорта, покажет на блокпосту. Там все проверят. Ну и пропустят.
Последнее слово прозвучало как-то неубедительно.
Нащупываю в кармане российский паспорт. Внутренний голос подсказывает: с ним меня через украинский блокпост так просто не пропустят. Выхожу из машины. С Горловкой созваниваюсь по телефону.
- И правильно сделал, что не поехал, - одобряют там.
В последнее время со связью в Донецке беда, постоянные перебои. Но сейчас повезло, поговорили. Я узнаю, что мои знакомые летом уезжали к Азовскому морю в надежде переждать войну. Но сбережения закончились, а война - нет. Пришлось возвращаться.
- Ох и страху натерпелись! - слышу я в телефоне. - Едем в маршрутке, а где-то рядом стреляют. Потом у самой дороги кто-то в засаде сидит. И дальше - еще кто-то. А мы проезжаем мимо, прямо под стволами. Ребенок захотел в туалет, а водитель говорит, что если хотим добраться живыми, останавливаться нельзя. Слава богу, приехали, теперь живем дома. Правда, как и на что, самим непонятно. Хорошо, хоть огород есть.
В трубке невесело смеются.
Вкусный бутерброд
Кафе и столовые в Донецке еще работают. Далеко не все, но в оставшихся кормят вкусно и недорого. Захожу пообедать. За соседним столиком перекусывают ополченцы. К стене прислонены автоматы. Играет музыка, пожалуй, громче, чем следовало бы. Здесь она выполняет особую функцию: заглушает канонаду и создает иллюзию мирной жизни. Люди сидят подальше от окон, чтобы, если, не дай бог, бомбежка, не попасть под осколки битого стекла.
Вечером можно остаться без ужина. С наступлением темноты закрывается все, ну или почти все. Комендантского часа как такового в Донецке нет, но город словно вымирает. Мне чудом удается найти круглосуточный ларек в центре. Здесь можно купить большой и вкусный бутерброд с начинкой "курица-овощи-грибы-соус".
Как оказалось, одинокий киоск среди обезлюдевших кварталов пользуется популярностью и у ополченцев. Сюда приезжают прямо с передовой. Из грязного простреленного джипа выходят уставшие люди с оружием, покупают целую гору бутербродов, расплачиваются и уносятся в сторону аэропорта, где не прекращаются бои. А канонада становится все интенсивней.
- Не страшно одной? - интересуюсь у продавщицы.
- Привыкла, - отвечает она. - Если суждено умереть - ничего не поделаешь, а если нет - буду жить, несмотря ни на что.
Спокойствие женщины, всматривающейся в грохочущую темноту из маленького освещенного окошка киоска, вызывает уважение.
- А уезжать не думали?
- Ни за что! Я слишком люблю этот город.