Ровно 25 лет назад, 18 декабря 1989 года, начался последний эпизод исторической пьесы под названием "Конец социалистического лагеря в Европе". В Румынии начались массовые выступления против Николае Чаушеску, управлявшего страной 22 года. По всему восточному блоку уже произошли перемены - совсем мирно, как в Польше или Венгрии, или относительно, как в ГДР, Чехословакии, Болгарии. Румыния стала трагическим исключением - глава государства и его жена расстреляны "по законам революционного времени".
Спустя 25 лет о тех событиях вспоминают часто, сравнивая их и с "арабской весной", и с майданом на Украине. Учитывая характер того, что происходит в 2011-2014 годах, а "бархатными" эти потрясения уж никак не назовешь, Румыния - наиболее близкая параллель, хотя все равно совсем не полная. Страна по своему общественному и политическому состоянию была меньше остальных готова к демократическим преобразованиям, но попала в общую волну расширения западных институтов - НАТО и Европейского союза. Членство в них прокладывает колею, следование которой заставляет менять общество и государство в соответствии с современными демократическими нормами. Назвать румынскую трансформацию успешной язык не поворачивается, и все же необходимость следовать правилам ограничивает возможности отката назад, к наиболее одиозным политическим проявлениям.
Тут все тоже нелинейно - только что покинувший пост румынский президент Траян Бэсеску являл собой пример националистически настроенного популиста, а в соседней Венгрии правит Виктор Орбан, курс которого противоречит официальным установкам ЕС практически во всех сферах. Впрочем, не будь сдерживающего фактора в виде евро-атлантических институтов, националистические и реваншистские настроения проявлялись бы куда более остро.
Как бы то ни было, ни на Ближнем Востоке, ни на Украине ограничителей такого рода не было. И Европа, и Америка отнеслись к потрясениям с симпатией, видя в них очередную волну демократизации мира, однако ни о каком институциональном включении стран "победившей свободы" в западное сообщество речи не шло. В случае Ближнего Востока и Северной Африки это понятно - отличия очевидны. Они, правда, не мешали ЕС включать эти государства в программы соседства и претендовать на патронирующую роль. Но когда случился серьезный кризис, оказалось, что инструментов у Европы почти нет.
С Украиной все более странно, поскольку она явно вписывается в круг стран, которым должна быть предложена интеграция. Не промежуточные формы без обязательств со стороны Брюсселя, как в злополучном договоре об ассоциации, а нормальный процесс, каким он был в 1990-е и 2000-е годы с государствами Центральной и Восточной Европы. Присвоение статуса страны-кандидата с перспективой того, что в случае выполнения набора условий (сколь угодно обширного, это уже, понятное дело, на усмотрение принимающей стороны) вступление будет автоматическим.
Почему ЕС никогда (до сего дня, кстати) не говорил о том, что Киев может присоединиться, вопрос интересный. Аргументы в духе того, что Украина совсем не готова, звучат неубедительно, когда официальным кандидатом является Албания. Европейцы любят говорить о том, что они, мол, не хотели раздражать Россию, но это лукавство. Там, где было настоящее желание вовлечь какие-то страны, мнение Москвы роли не играло. Да, в Европе всегда знали: Украина - крайне проблемная страна, которой нужны титанические усилия, чтобы выполнить критерии членства. Но скептическое отношение прежде всего связано с тем, что в Старом Свете никогда не было четкого ощущения, что эта территория - естественная и неотъемлемая часть европейского пространства.
Драма Украины в том, что активная политика Европы отражает не желание западных столиц принять Киев в свою семью, а является производной от их отношения к России. Ассоциация привела к обратному результату. В результате соперничества, вспыхнувшего между Москвой и Брюсселем, сегодня Украина объективно гораздо дальше от участия в ЕС, чем прежде. Европа ошарашена происходящим и думает только о том, как минимизировать собственные издержки из-за этого кризиса.
Пожалуй, главный итог уходящего года, как и всего минувшего двадцатипятилетия, в том, что определились пределы возможностей. Евросоюз не способен расширяться дальше без урона самому себе, а расходы на страны, не входящие в объединение, ему не по карману. Россия обладает достаточным потенциалом, чтобы препятствовать недружественной консолидации вдоль собственных границ, но этого мало, чтобы всерьез заняться собственным проектом. Для Украины и "промежуточных" стран - это плохая новость. И вывод должен бы быть один - не провоцировать конфликты грандов, а, напротив, способствовать их взаимодействию. Пока, правда, происходит прямо противоположное.