Любому из нас, приходящих каждое утро на работу в "Молодой Дальневосточник", и в голову не могло прийти, что то место, где мы сочиняем свои заметки, называется ньюзрум. Точнее - будет так называться в нашей стране спустя каких-то сорок лет. Это сегодня продвинутые редакции устроены по принципу ньюзрума, то есть все в одном помещении. Теперь-то я понимаю, что мы там, в нашем "Молодом Дальневосточнике", были самыми передовыми, обогнавшими всех на сорок лет.
Единственное отличие нашего тогдашнего ньюзрума от ньюзрумов нынешних состояло в том, что у нас тогдашних не было персональных компьютеров. Были персональные авторучки, с помощью которых мы и писали наши в высшей степени талантливые заметки на канцелярски стандартных листах бумаги. Как следствие - у нас не было ни "Фейсбуков", ни "ВКонтакте", ни "Одноклассников". Зато мы умели общаться друг с другом вживую. Можно было, закурив сигарету (курить в нашем ньюзруме разрешалось) и отложив в сторону персональную авторучку, подойти к главному книгочею редакции Юре Шмакову и поинтересоваться у него, о чем новый роман братьев Стругацких. Шмаков Стругацких обожал, знал все, написанное ими, почти наизусть, так что компетентную лекцию минут на двадцать вы могли обеспечить себе легко. А можно было подойти к столу Володи Ковтуна и спровоцировать его на блистательный спич по истории, которую он знал досконально: Володя был человеком энциклопедических знаний. Игорь Литвиненко мог компетентно просветить вас по поводу импрессионистов, Вовка Дубков был авторитетнейшим литературным критиком, а ваш покорный слуга числился в ту пору знатоком кино...
Особенностью нашего ньюзрума было то, что сюда приходили все кому не лень. Не лень было заглядывать на наш сигаретный огонек симпатичным девушкам, в которых мы влюблялись и которые отвечали некоторым из нас взаимностью. Не лень было появиться здесь барду Кукину, например, или великому японцу Акире Куросаве, или самому Аркадию Натановичу Стругацкому.
О том, что к нам придет Стругацкий, мне по секрету сообщил Юра Шмаков. При этом лицо его светилось от счастья. Еще бы! Его кумир, автор любимых им "Улитки на склоне" и "Малыша" заглянет к нам на часок по пути в Японию.
В назначенный час наш ньюзрум был переполнен. Стругацкий пришел вовремя. Вежливый Шмаков, предвкушая разговор с живым классиком, деликатно поинтересовался у присутствующих: есть ли вопросы? Вопрос нашелся у меня. Один. Я спросил маэстро, как он относится к интерпретации Тарковским их "Пикника на обочине" (в тот год Андрей Тарковский приступил к съемкам фильма "Сталкер" по повести Стругацких)? И поскольку Тарковский изменил первоначальный текст до неузнаваемости, Аркадий Натанович счел необходимым высказаться на эту тему основательно. Он закончил свой спич, взглянул на часы и стал прощаться, поскольку надо было ехать в аэропорт. Мы успели сделать только снимок на память. Всё, о чем хотел поговорить с великим Юра Шмаков, так и осталось невысказанным и необсужденным. Особенностью нашего дальневосточного ньюзрума было то, что дважды московские гости попадали в него крайне редко. Хотя, должен вам сказать, что пребывание в нашем ньюзруме Стругацкий почему-то не счел посланием из будущего. И, как выяснилось, напрасно.
Шмаков не разговаривал со мной примерно месяц. Когда с вами обрывают диалог в "Фейсбуке" - это еще куда ни шло. Но вот в нашем ньюзруме молчание друга переживалось по-настоящему болезненно. Ну, конечно, потом Шмаков заговорил опять, и мне дано было счастье говорить с ним еще лет тридцать.