Особняк Римских-Корсаковых, в течение полутораста лет известный как "Дом Фамусова", потому что именно этот двухэтажный дом и его обитатели выступили прототипами "Горя от ума", стоял в Москве в углу Страстной площади - ныне Пушкинской. И эта подробность московской географии довольно символична.
Потому что мы невольно воспринимаем Грибоедова - тезку, старшего товарища и приятеля Пушкина, не уступавшего ему рано проявившейся фантастической одаренностью и, увы, тоже погибшего молодым, как своего рода "дублера" Пушкина. "Евгений Онегин" - энциклопедия русской жизни, но и "Горе от ума" - энциклопедия жизни московской. Молодой Пушкин были известен не только летучими стихами, но и проказами с оттенком вольнодумства; а 22-летний водевилист Грибоедов задолго до "Горя от ума" прославился в узких кругах как участник кровавой "четверной дуэли" из-за балерины Истоминой (воспетой позднее Пушкиным, кстати), стоившей ему изуродованной левой кисти (трагедия для одаренного пианиста и композитора). Пушкин к зрелости "помирился с царем" - и Грибоедов дослужился до статского советника, став государственным человеком, ключевой фигурой российской внешней политики в Закавказье. Словом, Пушкин очень хорошо понимает, о чем говорит, когда с вынужденной туманностью намекает в "Путешествии в Арзрум", что "Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств. Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда с своею молодостию и круто поворотить свою жизнь".
Этот знаменитый фрагмент, описывающий Пушкина рядом с телом Грибоедова, которое везут из Тегерана на арбе, запряженной двумя волами, хочется цитировать целиком, но все-таки ограничимся частью: "Я познакомился с Грибоедовым в 1817 году. Его меланхолический характер, его озлобленный ум, его добродушие, самые слабости и пороки, неизбежные спутники человечества, - все в нем было необыкновенно привлекательно. Рожденный с честолюбием, равным его дарованиям, долго был он опутан сетями мелочных нужд и неизвестности. Способности человека государственного оставались без употребления; талант поэта был не признан; даже его холодная и блестящая храбрость оставалась некоторое время в подозрении. Несколько друзей знали ему цену и видели улыбку недоверчивости - эту глупую, несносную улыбку, - когда случалось им говорить о нем как о человеке необыкновенном… Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны..."
Последние слова вошли в поговорку; но мало кто задумывается, что относятся они не только к мемуарам и биографиям, но и к самым известным, хрестоматийным произведениям - да хоть к тому же "Горю от ума". Поколения школьников рассуждают о конфликте Чацкого с косным окружением, но мало кто рисковал задумываться: да точно ли умен Чацкий? У Пушкина были на этот счет большие сомнения: "Все, что говорит он, - очень умно, - писал он А.А. Бестужеву после того, как декабрист Пущин привез ему рукописную копию ("список") комедии. - Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека - с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловыми и тому подобными".
Сто пятьдесят лет спустя Вайль и Генис в "Родной речи" предложили свой ответ: Чацкий умен, но не по-русски, где все серьезно, а по-европейски, с большой долей легкости и шутовства. "В основе представления о борце, выступающем против общества - вера в серьезность. Все, что весело - признается легкомысленным и поверхностным. Все, что серьезно - обязано быть мрачным и скучным. Так ведется в России от Ломоносова до наших дней. Европа уже столетиями хохотала над своими дон кихотами, пантагрюэлями, симплициссимусами, гулливерами, а в России литераторов ценили не столько за юмор и веселье, сколько вопреки им. Даже Пушкина".
А Софья? Слова Пушкина о ней из того же письма Бестужеву лучше не цитировать. Но и без него поколения школьников-подростков остро, в силу возраста, интересовались вопросом - до какой же степени доходила интимность ее ночных посиделок с Молчалиным? И здесь обладатель острого и ясного ума, Александр Сергеевич Грибоедов, не дает однозначного ответа, оставляя его на усмотрение каждой эпохи.
Но едва ли не самая большая загадка Грибоедова связана не с литературной, а с внешнеполитической деятельностью. Часто забывают, что, отправляясь посланником в Персию, Грибоедов подал наместнику Закавказья графу Паскевичу "Записку об учреждении Российской закавказской компании" - которая должна была стать для России тем же, чем была двумя веками раньше Ост-Индийская компания для Великобритании: мощнейшим инструментом влияния в регионе. Этим обширным и продуманным планам не суждено было реализоваться. Что невольно заставляет задуматься: так ли уж случайно и стихийно вспыхнул народный мятеж в Тегеране, совершенно не нужный шаху, которому пришлось отдариваться потом ценнейшим алмазом своей коллекции?
Все эти вопросы едва ли когда-нибудь получат однозначный ответ. Но задаваться будут регулярно. И не только потому, что Грибоедов - по-прежнему один из самых востребованных русских драматургов, но и потому, что иранская нефть - по-прежнему один из козырей глобальной внешней политики. А отношения России и Грузии, для упрочения которых Грибоедов, женившийся на грузинке, сделал очень много - по-прежнему один из важнейших факторов политики внутренней.
"Другой Александр Сергеевич" - с нами так же, как и тот, чья фамилия всплывает обычно в памяти при произнесении этого имени и отчества. Да и "Дом Грибоедова" в Москве тоже никуда не делся - ведь именно так с легкой руки писателя следующего века, Булгакова, часто зовут особняк Герцена по соседству, на Тверском бульваре, воспетый под этим названием в "Мастере и Маргарите".