22.01.2015 00:05
Культура

Исполняется 90 лет со дня рождения Георгия Эфрона

Исполняется 90 лет со дня рождения Георгия Эфрона
Текст:  Дмитрий Шеваров
Российская газета - Неделя - Федеральный выпуск: №11 (6582)
Читать на сайте RG.RU

Приветствие

...Заздравный этот кубок, стоя,

Я подниму за все, что сам,

Скользя над темною водою,

Доверил белым парусам

Под одинокою звездою.

Стефан Малларме

(Перевод Романа Дубровкина)

Возможно, в его лице мы чествовали бы сегодня академика, классика художественного перевода, кавалера ордена Почетного легиона или нобелевского лауреата... Но - была война. И мы вспоминаем 19-летнего юношу, погибшего в 1944-м.

Вышла книга Дмитрия Шеварова "Двенадцать поэтов 1812 года"

Кажется, будто это о Георгии Эфроне, а не о Батюшкове, сказал Пушкин: "Уважим в нем несчастия и несозревшие надежды".

Жизни многих его ровесников были искалечены репрессиями и оборваны войной. Но концентрация несчастий, выпавших на долю Георгия Эфрона, кажется запредельной.

Он родился 1 февраля 1925 года в чешском селе Вшеноры близ Праги в семье великого русского поэта Марины Цветаевой и бывшего белого офицера Сергея Эфрона. Вскоре семья переехала в Париж. Там Георгий рос и учился до июня 1939 года, когда вслед за отцом и старшей сестрой Ариадной он вместе с Мариной Ивановной приехал в СССР.

Отца и сестру арестовали на его глазах. Полтора года Мур (так звали его родные) вместе с матерью скитался по чужим углам. Летом 1941 года - эвакуация в Елабугу, где в последний день августа Цветаева покончила с собой.

Так в четырнадцать лет Мур остался сиротой и жил совершенно один. Ему помогали тетки (сестры отца). В Ташкенте, где он оказался после Елабуги, подростка старались ободрить Алексей Толстой и Анна Ахматова. Но с бытом, с поиском куска хлеба ему приходилось справляться самому. При этом Мур всегда, даже в условиях нищего существования, поражал одноклассников изяществом манер и опрятностью облика. По гуманитарным предметам познания юноши были столь блестящи и обширны, что учителя заслушивались его ответами.

Георгий смотрел на жизнь и людей с печалью человека, который видит если не насквозь, то очень глубоко. Часто окружающие обвиняли его в жестокости и надменности, не понимая, что при своем огромном уме Георгий остается мальчишкой, страдает от истощения, и это не может не сказываться на его характере и нервной системе.

В 1943 году Мур окончил школу в Ташкенте. При последней встрече Алексей Толстой подарил ему папку, на которой еще до конца не стерлось название "Хождение по мукам". Юноша положил в эту папку документы для поступления в Литературный институт и в сентябре 1943 года уехал в Москву. В ноябре он стал студентом Литинститута.

В феврале 1944-го Георгия призвали в армию. Поначалу он оказался в частях Трудармии; работал на лесозаготовках рядом с бывшими уголовниками, более всего опасаясь, что у него из вещмешка украдут томик Малларме.

В мае Георгия зачислили в состав 7-й стрелковой роты 3-го стрелкового батальона 437-го стрелкового полка 154-й стрелковой дивизии. В июле, в первом же бою, где-то между Оршей и Витебском, он был ранен.

Если он оставался в сознании, то последние его мысли непременно были связаны с Францией, с родным его сердцу Парижем. Возможно, он повторял строчку из своей любимой книги Сартра, о которой не раз упоминал в письмах: "Я даже помню последнюю строку романа - так сильно она мне врезалась в память: "Идет дождь над Бувиллем".

"Красноармеец Георгий Эфрон убыл в медсанбат по ранению 7.7.1944 г." По дороге в госпиталь обоз с ранеными попал в засаду. Тела убитых бойцов были погребены местными жителями в братской могиле у белорусской деревни Друйки.

Париж освободили в августе. Бувилль освобождать не пришлось - этот воображаемый город существовал лишь в книге.

Из писем Георгия Эфрона

Дмитрий Шеваров: Лучший подарок на Новый год - письмо от руки

17 августа 1942.

У меня окончательно оформилась нелюбовь к молодежи. У молодежи я увидел несколько очень отталкивающих черт: невежество, грубость, пренебрежение ко всему, что ни на есть вне своего "молодежного" круга интересов.

7 октября 1942.

Вместо настоящего существования, со всей сложностью постигаемых - непостижимых! - явлений, мне подсовывают эрзац, суррогат. Все готово, все понятно, все ясно. Нет, ничего не готово, ничего не понятно и ничего не ясно... И это очень хорошо...

8 января 1943.

Последняя мысль моей свободной жизни будет о Франции, о Париже... которого никак не могу забыть. Самое тяжелое - одинокие слезы, а все вокруг удивляются - какой ты черствый...

Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru

3 апреля 1943.

Я часто декламирую, вернее, читаю вслух стихи Бодлера, Верлена, Валери, Малларме; они мне придают более силы, более бодрости, чем вся сахарная свекла на свете... Перевожу Валери; мечтаю перевести Монтерлана и Грина на французский язык...

20 апреля 1943.

Я сохраняю за собой право выбора; ибо прежде всего я свободный человек, и в своем внутреннем мире могу отвечать лишь перед собственной совестью...

13 июня 1944.

Вдоволь начитываюсь, пропитываюсь Малларме; когда-нибудь я буду первый специалист по Малларме, напишу о нем книгу...

14 июня 1944.

Атмосфера, вообще говоря, грозовая, напряженная; чувствуется, что стоишь на пороге крупных сражений... Я совершенно спокойно смотрю на перспективу идти в атаку с автоматом, хотя мне никогда до сих пор не приходилось иметь дела ни с автоматами, ни с атаками.

Последнее письмо 4/VII 44 г.

В последнее время мы только и делаем, что движемся, движемся, движемся, почти безостановочно идем на запад: за два дня мы прошли свыше 130 км (пешком)!.. История повторяется: и Ж. Ромэн, и Дюамель и Селин тоже были простыми солдатами, и это меня подбодряет! Мы теперь идем по территории, находящейся за пределами нашей старой границы; немцы поспешно отступают... Пейзаж здесь замечательный, и воздух иной, но всего этого не замечаешь из-за быстроты марша и тяжести поклажи. Жалко, что я не был в Москве на юбилеях Римского-Корсакова и Чехова!

Пишите! Привет...

Литература