Чем конкретно занимается представитель президента в Конституционном суде? Вот приходит запрос из КС, и что дальше?
Михаил Кротов: Мы с тобой занимаемся примерно одним и тем же. Я представляю не свою личную позицию, а позицию президента и его администрации. Но если с чем-то я не согласен, то, естественно, идет процедура согласования. И в дальнейшем уже представление соответствующей позиции заседанию.
Бывают случаи, когда в Конституционном суде наши с тобой позиции не полностью совпадают. И, в общем, для нормальной демократической страны это абсолютно естественные вещи. Но каждый раз, когда позиция правительства не полностью совпадает с позицией администрации президента, у меня легкие мурашки по коже. А у тебя какая реакция, когда наши позиции не совпадают?
Михаил Кротов: Ну, мурашки тоже, конечно, бегут. Потому что позиция все-таки подготовлена, выверена, и если какое-то расхождение во взглядах есть, то это значит, существует какое-то недопонимание между государственными органами, что не совсем нормально. И это как раз свидетельствует о необходимости Конституционного суда вмешаться, к сожалению.
Это как подтверждение, что мы пришли в правильное место.
Михаил Кротов: Да, к сожалению. Хотя, наверное, этого можно было избежать. И иногда бывает, когда я не считаю необходимым участвовать в заседании, потому что просто не вижу позиции президентской стороны или вопрос, который рассматривается, может быть вполне очевиден, и президент о нем многократно говорил. Тогда необходимости в дополнительном участии нет, тем более если я вижу, что вопрос имеет точечный характер. Бывали случаи и опережающего участия, когда поступал запрос, и с подачи судьи, который был докладчиком, мы вносили изменения в указ президента, понимая, что действительно была допущена ошибка.
До прихода на государственную службу мы оба занимались наукой. Сейчас минобрнауки довольно много делает для того, чтобы навести хотя бы некоторый порядок в присуждении ученых степеней. Сейчас это пожизненные звания. Но мне кажется, что доктор наук или профессор н-ского института, скажем, землеустройства, не совсем соответствует профессору, например, Санкт-Петербургского или Московского университета. Не кажется ли тебе целесообразным в принципе пересмотреть порядок присуждения ученых степеней и званий?
Михаил Кротов: Сошлюсь на 2 факта. Первый, подобное уже существовало, например, Габриэль Феликсович Шершеневич был профессором Санкт-Петербургского, Московского и Казанского императорских университетов, это был его официальный титул. То есть каждое звание было привязано к определенному университету. И второй, последнее послание президента Российской Федерации В.В. Путина, где указывалось, что надо отвечать своей репутацией. Вот этот момент мы почему-то действительно упустили. Когда студенту-выпускнику, кандидату или доктору наук выдается единый диплом государственного образца, этим как бы смазывается вся предыдущая история, где он его получал, как он ее получал, главное, что он ее получил. На мой взгляд, мы должны вернуться к тому, чтобы вуз, который присудил степень, отвечал своей репутацией. И многие коллеги, с которыми я говорил на эту тему, с этим соглашаются, мы же всегда раньше знали, кто и где защищался. Потому что еще в советский период, когда мы с тобой защищались, защита, по крайне мере докторской диссертации, была событием в научном мире страны. Не было аспиранта, который бы в своем профиле не знал бы, в каком году, кто защитил какую работу и основных ее положений. Сегодня, когда количество докторов и кандидатов просто немыслимое, а работ их никто не знает, конечно, возникает необходимость наводить порядок в этом деле. И еще один момент, о котором нужно вспомнить: диссертация вообще-то - это аттестация научно-педагогических кадров. Это не способ повышения рейтинга адвоката, продвижения по службе государственного служащего. То есть не нужно, чтобы это звание имело какое-то особое значение вне учебных заведений. И поэтому следует вернуть возможность присуждения этих званий самим учебным заведениям.
А не получится ли, что человек, защитивший диссертацию в н-ском институте землеустройства, приехав преподавать в МГУ, станет рядовым преподавателем, вообще не имея никакой ученой степени или звания? Может, надо предоставить право признавать?
Михаил Кротов: Ну разумеется, защита диссертации, как, в общем-то, изначально и положено, коль скоро это научно-квалификационная работа, подтверждает квалификацию. Например, кандидатская диссертация подтверждает, что защитившийся готов к самостоятельным научным исследованиям. Он умеет ставить проблему, аргументированно ее рассматривать и приходить к определенным выводам. Именно это он доказывает перед своими коллегами. После того, как он это доказал, мы должны его оценивать по его работам, а не потому, что у него существует корочка высшей аттестационной комиссии. Поэтому если он переходит из н-ского в Московский, Казанский или Новосибирский университет, то коллеги либо уже знают его по работам и, соответственно, могут оценить, приглашают они его в качестве кандидата, доктора и распространяют свое звание на него, либо его степень их не убеждает, они с его работами не знакомы и могут предложить попробовать защититься у них.
То есть мы вас на работу берем, но степень вам не подтверждаем?
Михаил Кротов: В упрощенном варианте. Я считаю, что это должно быть на усмотрение вуза, так же как и наличие двух степеней. Я полагаю, что это тоже вуз должен решать, надо ему сохранять две степени или не надо.
Я слышал, что Высшая школа экономики планирует ввести должность практикующий профессор. Это именно то, о чем ты говоришь? Не представление некоего текста с защитой, а специалист, который приглашается на работу в вуз, и ему присваивается звание практикующий профессор?
Михаил Кротов: Я думаю, что это опять-таки попытка найти бюрократическое решение в условиях существующей сегодня ситуации нормативного регулирования. Потому что, к сожалению, постановлением правительства присуждение звания профессора возможно только доктору наук. Мы много говорим о качестве диссертаций, а многие кандидаты не решаются писать докторскую не потому, что не могут, а потому, что, честно говоря, не хотят проходить всю эту слишком бюрократическую процедуру. Они становятся в известной мере заложниками, профессорское звание для них теперь недостижимо, и тогда ВШЭ, видимо, пытается найти подходящий формат. Точно так же, как для госслужащих пытаются найти какую-то степень, параллельную ученой степени кандидата или доктора, степень МВА или что-то подобное. На мой взгляд, государственная служба очень тяжело сочетается с научной деятельностью, а уж тем более с защитой диссертации. Я бы считал правильным вообще запретить в период выполнения государственной службы защиту диссертации чиновниками.
Нам-то с тобой хорошо, мы успели до того. А что делать тем, у кого на госслужбе действительно появляются какие-то мысли?
Михаил Кротов: Если человек по окончании государственной службы готов прийти в вуз преподавать, то вуз должен иметь возможность принять решение о присуждении ему звания в зависимости от тех достижений, которые были, но не сразу, а после года работы. Но только не надо его выделять, создавать какое-то особое звание, потому что у нас вообще-то научное сообщество не терпит жесткой градации: старший, младший и т.д. Не должно быть такой жесткой регламентации, нужно единое звание. В этом плане научное сообщество всегда было максимально демократичным.
А тебе не кажется, что назрела необходимость принятия закона о законах?
Михаил Кротов: Можно спорить о законе как таковом, нужен он или нет в чистом виде, потому что здесь много концепций существует. Это и регламентация порядка принятия, и установление иерархии законодательных актов, чтобы предусмотреть, какие законодательные акты обладают более высокой юридической силой, а какие менее высокой и т.д. Но то, что, на мой взгляд, однозначно необходимо, это некий центр законотворческой деятельности, который занимался бы подготовкой законопроектов. Может быть, установлением процедуры обязательного временного лага рассмотрения каких-то инициатив. Сегодня они еще часто с голоса подаются. Более 30 лет назад профессор Борис Владимирович Дрейшев, выступая у нас (на юрфаке ЛГУ) на философском семинаре, говорил, что на заседаниях Верховного Совета СССР поправка с голоса была принята всего одна, и это был исключительный случай. И он рассматривал эту депутатскую инициативу как проявление демократии. А сегодня, к сожалению, подобные ситуации становятся очень частыми, однако любая поправка с голоса не позволяет оценить в целом, насколько она вписывается в концепцию не только самого законопроекта, но и даже тех поправок, которые вносятся. Иногда они просто в корне меняют ситуацию.