В конце прошлого года на Международной книжной ярмарке в городе Любляне (Словения) я познакомился с живущей в Санкт-Петербурге известной переводчицей со словенского языка Марианной Леонидовной Бершадской, которая рассказала мне одну историю. В 1917 году двое пленных, воевавших в австрийской армии, попавших в плен и оказавшихся в России, бежали из плена. Но прежде чем отправиться в Москву, откуда было можно добраться до Европы, они поехали в Ясную Поляну. Поездка была очень рискованной, но так велика была их любовь к русскому литературному гению. "Марианна Леонидовна, - сказал я, - обязательно запишите эту историю. Она не должна просто так уйти в вечность". И вот она сделала это.
Павел Басинский
На пожелтевшей фотографии 1914 года мы видим словенского землемера Франца Зупанчича, сидящего в своем рабочем кабинете в городе Крань за письменным столом. За плечами у него двухгодичные курсы геодезии при Высшей технической школе в Граце (Австрия), год службы в австрийской армии. Он молод (в августе 1914-го ему исполнится тридцать), полон энергии, надежд и планов, о чем свидетельствует фраза на обороте снимка: "Мир надо измерить!" Тогда он еще не знал, что вскоре ему и в самом деле придется измерить мир, но только в других, непривычных для него понятиях - глубиной вырытых под его руководством окопов, высотой блиндажей, километрами фронтовых дорог.
В июне 1914 г. лейтенант запаса Зупанчич был призван в австрийскую армию. Воевал в Западных Карпатах, Галиции, на итальянском фронте. Воевал храбро. Стал обер-лейтенантом. Его любили солдаты и недолюбливало австрийское командование за словенский патриотизм и симпатии к братьям-славянам, даже к тем, кто воевал по другую сторону линии фронта. Мешал и строптивый нрав. Возмущенный бездарными, противоречащими друг другу приказами, он мог в гневе заявить штабному начальству: "Вы в состоянии отдать хотя бы один нормальный приказ?!"
В августе 1917 г., находясь в Румынии, Зупанчич попал в плен и в конце сентября оказался в городке Инсар, тогда входившем в состав Пензенской губернии.
Жизнь в Инсаре была нелегкой. Непреходящее чувство голода заставляло гордых австрийских офицеров побираться по окрестным деревням. И все же, подводя итог всем трудностям жизни в плену, Зупанчич напишет в своем дневнике, который вел от первого до последнего дня пребывания в армии: "Мы живы, и это главное".
Он внимательно следит за известиями с полей сражений, за международной обстановкой, за разворачивающимися в России событиями. В декабре 1917 г. запишет в дневнике: "Ленин хочет погубить Россию".
От тоски по родине и тягостных мыслей спасают книги. Зупанчич вспоминает физику и математику, интенсивно изучает русский язык и литературу, отдавая особое предпочтение творчеству Л.Н. Толстого. В ученической тетрадке, купленной в "книжном магазине инсарской лермонтовской библиотеки", есть небольшое зупанчичевское эссе "Граф Лев Николаевич Толстой. Биография. Произведения". Оно датировано 4-7 июля 1918 г. А 2 августа, не дожидаясь официального на то разрешения, Зупанчич и его приятель, словенский учитель Иван Черней, переодевшись в штатское и обзаведясь фальшивыми документами, покидают Инсар, надеясь, что из Москвы им будет легче вернуться на родину. Однако для начала решают обязательно посетить Ясную Поляну.
В Инсаре на станции нет ни одного поезда, кроме воинского эшелона, направляющегося на фронт для борьбы с чешскими легионерами. Проявляя чудеса храбрости и безрассудства, друзья спрашивают разрешение у красногвардейцев сесть к ним в вагон. Добираются с ними до Рузаевки. А если бы "товарищи" поинтересовались, что собой представляют эти странные попутчики с военной выправкой и явным иностранным акцентом?
Похоже, словенцев это не волнует. Они рвутся в Ясную Поляну. Из Рузаевки в товарном вагоне добираются до Пензы. Из Пензы - в Тулу, где ночуют в здании вокзала прямо на грязном заплеванном полу. Из Тулы до ближайшей к Ясной Поляне станции Засека едут на крыше вагона. Весь путь от Инсара до цели занял у них пять дней.
В Ясной Поляне они сразу направляются к могиле Толстого. "В дороге мы очень много говорили о писателе, о нашем желании поклониться его праху, а сейчас молча сидим на скамейке рядом с его могилой, вынули из карманов блокноты, пишем и молчим. Снова подходим к могиле и снова молчим...Нам кажется, что эти минуты дарованы нам как необычайно щедрое вознаграждение за все мучения, которые мы пережили во время войны" ("Дневник", 6.8.1918.).
Уходя, Зупанчич взял на память две маргаритки и веточку папоротника из скромного венка, лежавшего на могиле.
Подойдя к дому писателя, друзья сели на скамейку под "деревом бедных", где Толстой часто беседовал с посетителями. Увидев неурочных экскурсантов, в окно выглянула Софья Андреевна. Зупанчич подошел к ней и объяснил, что они пленные австрийские офицеры, почитатели творчества великого писателя. Софья Андреевна поверила его словам и, хотя вид у этих офицеров был весьма непрезентабельный, больше часа показывала им дом. На этом везение словенских паломников не закончилось. Попрощавшись с Софьей Андреевной, они почти тут же познакомились с Душаном Маковицким, личным врачом Толстого. Доктор допоздна рассказывал им о Толстом и даже оставил неожиданных гостей ночевать. Правда, ужин, которым он их угостил, был весьма скромным (хлеб с подсолнечным маслом), а спать пришлось на полу в небольшой комнате Душана Петровича.
Встать пришлось в половине пятого утра. Маковицкий проводил их до дороги, ведущей на Засеку, тепло попрощался с ними и зашагал к дому. Они долго смотрели ему вслед. "Этот день останется в моей памяти навсегда", - записал в своем дневнике Зупанчич.
В 1927 г. он опубликовал в одном из словенских журналов очерк "В доме и на могиле Л.Н. Толстого". Видимо, собирался подготовить к печати и свои дневники, но сделать это ему не удалось. Он ушел из жизни в 1946 г.
Почти полвека спустя Ясмина Погачник, его внучка, нашла в старом комоде дедовские записки и опубликовала их в 1998 г. А когда летом 2014 г. в Центральной библиотеке Краня была открыта выставка, посвященная Первой мировой войне, в одной из витрин рядом с книгой Зупанчича лежали его блокноты, фотографии, боевые награды и воинский медальон. И веточка папоротника с могилы Льва Толстого.