Однако имя Талии редко кто вспомнит, а вот Мельпомена известна всем. Кому-то может показаться: это происходит из-за того, что трагедия - высокий жанр, а комедия - так себе. Может быть. Но в последнее время мне все чаще кажется, что для описания нашей театральной жизни муза трагедии подходит как-то больше.
Тут некоторые доктора филологических и иных наук бросились защищать классику от режиссеров-новаторов. В список спектаклей, которые не нравятся ученым, попал "Евгений Онегин" Римаса Туминаса в театре Вахтангова. Для меня тот факт, что великий спектакль может кому-то не нравиться, трагедией, понятно, не является. Но то, что специалисты по русской литературе вообще и по Пушкину в частности не понимают, что спектакль Туминаса не просто приближает нас к Пушкину, но и для многих открывает его - это если и не трагедия, то драма. Мне кажется, что интерпретация Туминасом русской классики - Чехова, Пушкина, Грибоедова - наше народное достояние, которое надо хранить уже хотя бы для того, чтобы наши дети, перепуганные нашей системой образования, поняли бы, что русская классика - это очень живая и интересная история.
После ряда скандалов, которые произошли в разных театрах, в том числе (даже, наверное, в первую очередь) в музыкальных, снова встал вечный русский театральный вопрос: до какой степени можно интерпретировать классику, где заканчивается свобода художника и начинается издевательство над великим и, главное, кто должен эти зыбкие границы определять?
Вот тут-то и встал во весь свой исполинский рост вопрос: если государство дает деньги театру, имеет ли оно право в этом случае требовать от театра, чтобы он сделал так, как ему, государству, кажется верным?
Ответ, казалось бы, очевиден, и он формулируется простым житейским правилом: кто платит, тот и заказывает музыку. То есть, государство - это ровно такой же продюсер, как любой другой: ни один продюсер не даст деньги на то, что ему представляется неинтересным, пошлым, глупым. В общем, на то, что ему, продюсеру, не нравится.
Вполне себе возможный взгляд. Есть масса людей, которые защищают его вполне себе аргументированно.
Есть иной взгляд: государство - все-таки необычный продюсер. Оно заинтересованно не только в конкретном воздействии конкретного спектакля, а в развитии конкретного театра и отрасли в целом. Оценку тех или иных работ оно передает зрителю и критикам, не контролируя процесс.
И у этого подхода есть защитники. И они тоже имеют свои аргументы.
Мы не будем вдаваться в эти споры в силу их абсолютной бессмысленности. Как правило, спорящие стороны аргументов друг друга не слышат, оперируют именами великих. Причем театральных гениев у нас столько, что с легкостью можно отыскать имена, доказывающие как правильность первого, так и абсолютную необходимость второго подхода.
Спорщики также любят обращаться к зарубежному опыту, в котором - вот незадача! - есть как доказательства того, что, если государство дает деньги, оно должно строго контролировать репертуар, так и того, что оно дает средства, дабы "расцветали все цветы".
Но тут есть еще одна проблема, которая серьезно обозначилась в последнее время. Очевидно, что государство имеет право выбрать тот стиль взаимоотношений с театрами, который ему кажется верным и актуальным сегодня.
Какие-то театры такой стиль взаимоотношений устроит, какие-то нет. Это нормально. Что делать тем коллективам, которым очень не хочется получать деньги в ситуации, когда государство жестко контролирует творческий процесс?
Теоретически они должны уйти в самостоятельное плавание. И я знаю коллективы, которые уже сейчас готовы это сделать. Нормально? Что плохого в том, что у нас будут театры с разными статусами?
Однако очевидно: для того, чтобы такое случилось, театрам понадобятся льготы (арендные и прочие). Без них выжить будет очень трудно. Готово ли государство на них пойти ради того, чтобы театральная картина страны была более разнообразной? Или оно предпочитает быть единственным собственником всех театральных коллективов, оставив "на свободе" лишь антрепризы, которые мучаются в поисках залов, где они могли бы играть?
Вопросов очень много. Назрела встреча представителей интеллигенции - с одной стороны и представителей власти и общества - с другой.
Разговор - единственный способ понять друг друга. Понять, чтобы дальше можно было работать без скандалов и спокойно.