- Пусть правду о войне мои потомки знают из первых рук, а не слушают тех, кто сегодня пытается переписать историю, - считает Иван Григорьевич Крыльцов. - Пройдет время, и нас, тех, кто воевал, уже не останется, и кто знает, как потом будут излагать события той войны.
Даря внуку тетради, дед строго-настрого наказал, чтобы дневники с его военными рассказами передавались из поколения в поколение.
От Москвы до Днепра
"Меня и нескольких моих товарищей призвали в армию 20 августа 1941 года, а уже 7 ноября наше подразделение торжественным маршем прошло по Красной площади, после чего нас отправили на фронт, - пишет ветеран. - В июне 1943 года на опушке леса близ одной из деревень весь полк, стоя на коленях, принял гвардейскую присягу. Комполка читал ее текст у развернутого знамени, а через день началась Курская битва. Наш взвод вечером двинулся к реке Северский Донец. Мой командир Левченко взял мой автомат и дал мне гармошку. Я заиграл походную, а затем все перешли на частушки. Потом стало не до песен, немцы начали активный обстрел. Мы прибыли в район станции Софиевка. Там окопались за железнодорожным полотном, поставили минометы.
Примерно через час пришел комсорг полка и поинтересовался, почему я до сих пор не вступил в комсомол. Пришлось сознаваться, что в организацию меня не приняли из-за того, что в школе курил. Тогда он из планшета достал комсомольский билет, вручил его мне и поздравил. Этот билет и сейчас хранится у меня, завернутый в дивизионную газету.
Меня ранили в самом начале наступления наших войск. Долго лечился в медсанбате, а когда выписался, попал в подразделение, которое воевало под Запорожьем. В первом сражении за этот город мы понесли большие потери, немцы тогда бросили на нас танки "Тигр" и самоходки "Фердинанд". Ответ не заставил себя ждать, и следующий штурм оказался удачным. Немцы не ожидали, что мы начнем атаку ночью. 14 октября 1943 года Запорожье стало нашим.
После наш полк направили вниз по Днепру. Остановились в городе Апостолове. Зашли в какой-то дом попить воды. Вдруг забегает взволнованная женщина и говорит, что фрицы перешли в контрнаступление. Немцы загнали наше подразделение в болото.
Нас эвакуировали лишь на третьи сутки. Через день фашисты снова начали атаковать, и наша пехота драпанула. Уговорами и угрозами мы остановили бегущих солдат и заставили их залечь возле орудий. Командир сказал, чтобы были внимательными, потому что возможны разного рода провокации, ведь, как потом оказалось, нам противостояли вовсе не немцы, а власовцы. Утром они отступили, и мы заняли близлежащий хутор. Впервые в жизни я увидел страшное зрелище. Эти изверги расстреляли 25 солдат Красной Армии, которые попали к ним в плен. Их тела положили поперек дороги, по которой наступало наше подраз-деление. Знали, что мы не сможем пойти по трупам наших боевых товарищей, начнем убирать их с дороги, а значит, остановимся и на какое-то время потеряем бдительность. Так оно и случилось. Мы стали убирать расстрелянных со своего пути, и тут из кустов по нам открыли огонь..."
Юго-западное направление
"Весна 1944 года выдалась ранняя, наступила распутица. Немцы отступали, и чтобы вывезти свою технику, у сельчан отбирали лошадей. Помню случай, когда недалеко от станции Раздольной стояло несколько вагонов с прессованными листами табака и реквизитом Одесского оперного театра. Солдаты стащили оттуда кипы нот и начали разжигать ими костры. Пришел командир взвода, молодой лейтенант, и начал на них кричать: "Вы что, варвары? Да этим нотам цены нет". Сначала его откровенно послали подальше. Однако он приказал вернуть ноты на место и возле вагона выставил караул.
Началось наше наступление на Одессу. Самолеты противника не давали продохнуть, но мы, хоть и медленно, продвигались вперед. Чтобы предотвратить отход немцев из Одессы, командование приняло решение направить туда дивизию с несколькими танками. К сожалению, ребята в одном селе попали в окружение. Нашим помогали сельчане, кто еду какую приносил, кто раненых укрывал. Однако силы оказались неравными, и дивизию уничтожили полностью. За помощь советским солдатам немцы убили всех местных жителей. Вешали даже младенцев.
Одессу наши войска заняли в апреле 1944 года. Дальше путь дивизии лежал вверх по Днестру в Молдавию и дальше на Запад. Тысяча орудий, сотни штурмовиков волна за волной наносили удары по фашистам. Перевес был на нашей стороне, и фрицы начали сдаваться в плен. Я сам видел, как немецких офицеров подводили к маршалу Малиновскому, и тот срывал с них погоны и приказывал под охраной отправлять в тыл. Через несколько дней бои закончились, и затишье продлилось до июля 1944 года. Нас перебросили на станцию Сарны Волынской области, а те места кишели бандеровцами. Нас предупредили, чтобы в одиночку никуда не ходили.
Началась подготовка к наступлению на Ковель. Первый бой был за село Мацуево, где у немцев было сосредоточено большое количество войск и техники. Они расположили свои огневые точки на колокольне местной церкви. Вся округа была как на ладони, так что подобраться и уничтожить фашистов было почти невозможно. Однако мне и двум моим однополчанам это удалось.
За это я получил благодарственное письмо от генерала Конева и медаль "За отвагу", и, конечно же, наркомовские 100 граммов налили".
Немецкий автограф
"Ночью 2 мая 1945-го вдруг началась страшная стрельба. В небе разрывы зениток, светят прожектора, строчат пулеметы. Я тогда раненый в госпитале лежал. Проснулся ночью и поначалу испугался, думал, немецкое наступление началось. Выскочил на улицу, а тут ребята кричат, что взят Берлин. Честно скажу: что свыкнуться с мыс-лью, что войне конец, я смог только через неделю. Когда выписался из госпиталя, получил предписание и отправился на пункт переформирования войск, который находился недалеко от лагеря Бухенвальд.
То, что я увидел, не смогу забыть никогда: горы обуви, человеческих волос и клетка, где содержался лев. Оказалось, что перед тем как заключенного отправить в газовую камеру или сжечь, его заводили в клетку с животным. Если лев набрасывался на жертву, то его оставляли там до тех пор, пока зверь не насытится. Больше всего меня поразило, что в помещении стояли бархатные кресла. Судя по всему, сидя в них, фашисты наслаждались жутким зрелищем.
В расположение нашей части прибыл капитан Майков, который был моим комвзвода во время боев на Украине. Он-то и привез мне назначение в Бабельсберг, где была расквартирована рота почетного караула штаба армии. Где-то в мае 1946 года меня направили в Нюрнберг, где в то время проходил процесс над военными преступниками. Я находился в специальном подразделении, которое обеспечивало безопасность членов комиссии Советского Союза. Охрану внутри здания обеспечивали американцы, но довозить участников процесса до места должна была охрана страны, которую они представляли. Меры безопасности были приняты жесткие. К зданию, где проходил суд, не подпускали людей ближе чем на два-три километра. Документы проверялись шесть-семь раз. Отсутствие какой бы то ни было информации породило громадное количество слухов. Не исключено, что это делалось намеренно, чтобы спровоцировать беспорядки".