Естественно, проект "неизвестного Шостаковича" стал козырем нынешнего Дягилевского фестиваля, сумевшего удержать, несмотря на урезанный бюджет, качественный формат программ. В его афише - знаменитый спектакль танцевальной компании британца Акрама Хана Kaash, авторские программы современной музыки, рециталы и ночные "гала" приглашенных инструменталистов, визит московского Электротеатра Станиславский с "Вакханками" в постановке Теодороса Терзопулоса, выступление интернационального Фестивального оркестра, спецпроекты, теоретические чтения и даже утренняя йога на лужайке перед зданием театра.
Но мировая премьера сочинений Шостаковича - событие историческое и раритетное, хотя оркестровая версия "Оранго", сделанная британским композитором Джерардом Макберни по заказу вдовы Шостаковича Ирины Антоновны, и исполнялась уже с 2011 года Эсса-Пекка Салоненом, в том числе и в Москве. В этой версии неоконченная опера, состоящая из 11 номеров Пролога, прозвучала и в Перми. Правда, для полноценного театрального формата Теодор Курентзис объединил "Оранго" в один вечер с балетом, созданным на музыку "Условно убитого". Название "Убитого" всплыло из той же архивной папки в обрамлении экстравагантной истории о карточном проигрыше Шостаковича-игрока, за долги обязавшегося директору ленинградского Мюзик-холла Михаилу Падво написать музыку для ревю. Долгов оказалось на сорок музыкальных номеров злободневного шоу о задачах населения по химзащите и борьбе против внешних врагов. В создании того спектакля участвовали Исаак Дунаевский, хореограф Федор Лопухов, Клавдия Шульженко, Владимир Коралли, Леонид Утесов и его Теа-джаз, акробаты, лошади, собаки. С красивым размахом и с той же актуальностью "Условно убитый" предстал и сейчас. Но в жанре балета-феерии, поставленном Алексеем Мирошниченко, и впитавшей дух известных шостаковичевских балетов тех же 20-х-30-х годов - "Золотого века", "Светлого ручья", "Болта". А это дух ресторанных фокстротов, физкультурных спартакиад, индустриальных ритмов и простодушных героев, верящих в утопии Советской страны.
И надо заметить, что найденные архивные опусы Шостаковича, с их сатирой на современное общество, на навязываемые ему "ценности", на культивирование образа врага и девальвацию сложных смыслов, сводящихся к лозунгам и дилетантизму, оказались актуальными сейчас. А сюжеты "Оранго" и "Условно убитого", объединенные ироническим "ретро" советской эпохи, обрели даже более законченную драматургию: сначала - опера-пролог "Оранго" с ее абсурдным новым героем - человеком-обезьяной. Обросший лохматыми черными прядями этот комический персонаж, обряженный в шаровары и исполняющий "чижика-пыжика" на металлофоне, примечателен тем, что распугивает своим эксцентричным поведением иностранных гостей. Поразить же воображение должны хоры в рабочих комбинезонах, прославляющие труд, бодрые физкультурники в синих трусах-"парашютах", выстраивающиеся в шеренги и пирамиды. И, разумеется, главный конвертируемый "сувенир" страны Советов - балерина, бесконечно наматывающая пируэты и фуэте.
Веселая ирония "Оранго" стала ключом и для балетной феерии "Условно убитого". Правда, здесь уже на сцену выбежали не "футуристические" или гиперболические герои, а граждане советской страны: марширующие юные пионерки, работницы в красных косынках, очаровательная Машенька Фунтикова, торгующая эскимо и срывающаяся в любовные дуэты с Курочкиным. По сцене непрерывной цепочкой пробегали советские граждане - с портфелями, с колясками, милиционеры, хулиганы, деятели Осоавиахима. Проводили овчарку, ищущую химвещества. А герой в гимнастерке Бейбуржуев исполнял образовательную пантомиму с противогазом, обучающую граждан химзащите. Из динамика неслась примечательная "аутентичная" речь: "Советский Союз находится в капиталистическом окружении. На всем земном шаре мы пока единственная страна социализма. Умирающий капитализм не уступит без боя..."
Хореографическая драматургия очаровала ироническими "клише" из советских времен: здесь и размашистые "героические" соло Бейбуржуева, передвигающегося большими батманами, и его же темпераментный пьяный танец в ресторане, заканчивающийся на четвереньках у ног Машеньки Фунтиковой, здесь и "фокстротная" ресторанная массовка, и дурной хмельной сон Машеньки - варьете "ангелов" с красными крыльями и нимбами, отсвечивающими фольгой. Наконец, комическая фантасмагория финала, где влюбленные Машенька и Курочкин спасаются от погони разъяренного от ревности Бейбуржуева в бодрой массовке физкультурников в противогазах. Советская химзащита не подвела.
Весь этот веселый и обаятельный абсурд развернулся к тому же в стильной сценической среде, цитирующей советский авангард 20-х - 30-х годов с его индустриальной эстетикой и культом машин. Вращающиеся шестеренки, винты, болты, движущиеся на экране механизмы, каркасы из лестниц, "сценическая вертикаль" Александры Экстер, костюмы массовки с принтами под живопись Павла Филонова - воссоздавали эпоху, ее энергию, дух, ее жизнь. Так же, как и оркестр musicAeterna под руководством Теодора Курентзиса, волшебный по звуку, пульсирующий энергией, с микроскопической детальностью погружавший в музыку молодого Шостаковича. И - главное в его еще "вольно дышавший" еще тогда композиторский дух. Но вдруг у Курентзиса "галопчик" или "чижик", фокстрот или джаз в мгновение обрушивался страшной звуковой бездной, ритмическим сломом, мрачным накатом литавр и - снова "выныривал" к бодрым мотивам. Собственно, в этом и состоял безудержный и оптимистичный драйв того далекого времени, искренне верившего в лозунг "весь мир будет наш".
К слову, Ирина Антоновна Шостакович присутствовала на пермской премьере "Оранго" и "Условно убитого". Вдова композитора провела встречу с публикой в Фестивальном клубе и приняла участие в Международном симпозиуме, посвященном теме "Легкая музыка от Дягилева до Шостаковича". Международный симпозиум - традиция фестиваля, от которой не отказались и при нынешнем секвестированом бюджете. Как повлияет новая финансовая ситуация на будущее Дягилевского фестиваля? Это тема, актульная не только для Перми. Об этом говорил и известный австрийский пианист, многлетний куратор музыкальных программ Зальцбургского фестиваля Маркус Хинтерхойзер.
- Конечно, фестивали изменились потому, что изменилась финасовая ситуация. А финансовая ситуация изменилась потому, что изменилась политическая ситуация. Но культура - основа для инфраструктуры общества. И я могу осуждать политиков за то, что они не уважают этот общественный договор. Он больше не функционирует так, как должен. Поэтому фестивали поддерживаются все меньше, в них стало меньше смелости, у них стало меньше денег, и мы вынуждены в своем порограммировании учитывать огромное количество параметров - например, посещаемости, окупаемости, которые не отражают сути вещей. И если мы сейчас потеряем конструкцию этого общественного договора, мы потеряем то, что мы потом не достигнем никогда.