- Вы говорили о необходимости сместить акцент в сторону инфраструктурных инвестиционных проектов. Подготовлены ли уже изменения в стратегию?
- Здесь я могу обратиться к опыту своей работы в минфине, когда было не совсем понятно, ради чего работает этот банк, какие задачи он решает. Банк не оказывал какого-то системного влияния на интеграционные процессы, не выступал значимым звеном экономической политики при реализации каких-то крупных проектов. Вставал вопрос - зачем он функционирует, ради чего в совет банка входят министры, периодически деятельность банка рассматривается на различных правительственных совещаниях? Поэтому, когда я перешел сюда, передо мной, несмотря на то что есть утвержденная стратегия банка, встала задача подготовить предложения, которые отвечали бы интересам стран-учредителей банка. В этих предложениях должно быть определено, в чем, собственно, полезность банка для этих стран. Речь не идет о неких абстрактных ориентирах вроде "профинансировали десять инвестпроектов" или "увеличили кредитный портфель на 100 или 500 млн долл.". Это могут быть любые другие коммерческие банки.
Сейчас мы готовим предложения по пересмотру стратегии, планируется, что будет представлено несколько альтернатив развития банка для того, чтобы наш совет стран-учредителей мог бы определиться, чего, собственно, они хотят. Понятно, что хотелось бы, чтобы банк реализовал масштабные проекты, системно важные, значимые для стран. Но это требует существенной докапитализации, что крайне тяжело сделать в условиях ограниченного бюджета. Это один из вариантов - существенная докапитализация. Второй вариант - если денег нет, то, наверное, нужно говорить об определенном сужении фокуса и выделении приоритетов. Может быть, ориентироваться только на проекты, которые имеют интеграционный эффект. Но следует понимать, что если сужается фокус и мы занимаемся более сложными проектами, это означает, что портфель активов банка становится более рискованным, т.к. он меньше диверсифицирован, меньше распределен по различным отраслям, соответственно, в нем более высокая концентрация рисков. В этом случае банку будет сложнее работать на привлечение средств, сложнее будет занимать на международных рынках. Сейчас у нас рейтинг на два пункта выше, чем у РФ, соответствует примерно рейтингу Казахстана. Это стало возможным благодаря достаточно ликвидному портфелю банка, а также распределению проектов по многим отраслям, нет концентрации, например, только на инфраструктуре.
Наконец, третий вариант - это сохранение прежней модели банка, с определенной фокусировкой на нескольких отраслях. Это позволит банку сохранить свой рейтинг и привлекать средства на международных рынках. Вот достаточно упрощенно те альтернативы, которые мы хотели бы предложить членам совета и получить какую-то концепцию развития банка. Уже летом мы рассмотрим эти альтернативные возможности развития.
- Как на деятельность банка повлияла экономическая ситуация? Изменились ли условия предоставления ЕАБР займов под инвестпроекты из-за ухудшения макроэкономической ситуации, ослабления рубля?
- Условия изменились, потому что в непростой экономической ситуации найти проекты становится сложнее. Их просто меньше - интересных, экономически выгодных проектов, ведь надо рассчитать будущую доходность. А она под вопросом. С другой стороны, для нас как для международного банка есть определенное окно возможностей, потому что к нам приходят те компании, которые раньше не пришли бы. А пошли бы в Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк, но поскольку они не могут организовать работу с внешними кредиторами, наш банк может выступить организатором финансирования в более удобной для таких проектов форме. Мы международная финансовая организация и не рассматриваемся как российский банк, не находимся в санкционных списках.
- То есть проектов, подходящих под критерии банка, дефицит?
- Да, дефицит проектов, которые соответствовали бы задачам банка, в которых был бы интеграционный эффект, есть. Под проектами я понимаю не просто некие идеи - "дайте денег сюда", "дайте денег туда", а уже просчитанный проект с доказанной отдачей, проработанной юридической стороной. Вот это очень сложно.
- При формировании ЕАЭС много внимания уделялось устранению таможенных барьеров, а какова сегодня ситуация с нетарифными барьерами?
- Центр интеграционных исследований нашего банка провел исследование, согласно которому нетарифные барьеры "крадут" 15-30% стоимости экспорта предприятий России, Казахстана и Беларуси. К ним относятся, в том числе, технические барьеры, санитарные меры, меры ценового контроля. Согласно исследованию, устранение таких барьеров помогло бы в среднесрочной перспективе увеличить ВВП России на 0,2%, Казахстана - на 0,7%, Беларуси - на 2,8%. Из отраслей в случае снижения нетарифных барьеров наибольший выигрыш получат производители машин и оборудования, а также предприятия целлюлозно-бумажной и пищевой промышленности.
- Сколько времени потребуется на устранение этих барьеров?
- Это вопрос хороший. Можно ответить оптимистически, если стороны приложат все силы для их устранения, я считаю, что можно добиться результатов довольно быстро. Не за месяц, конечно, но год-полтора - это реально, притом что, по идее, здесь работает система win-win, то есть выигрывают все стороны. Но каждая страна пытается перетянуть одеяло на себя, чтобы другие убрали барьеры, а сама бы она оставила какие-то, максимально скрывая, маскируя эти барьеры. Они и сложны тем, что тарифы - публичные, их легко обнаружить, таможенные ставки прозрачны. А здесь часто трудно даже найти информацию, например, если какой-нибудь технический регламент принимает какой-то орган, до него докапываешься уже на стадии поставки оборудования, например. Вдруг выясняется, что оно какому-то техрегламенту не соответствует. Из-за этого сложно оценить объем нетарифных барьеров. Это непростая работа, но, повторю, при желании решить этот вопрос можно за год-полтора.
- Полная интеграция экономик предполагает согласованность не только торговой, но и денежно-кредитной политики. Вы не раз высказывали мнение, что единая валюта - очень отдаленная перспектива. Почему?
- Я говорил о том, что это очень сложный и долгий процесс и крайне опасно было бы начинать интеграцию с того, чтобы ввести единую валюту. Единая валюта - это венец согласования экономической, финансовой, денежно-кредитной политики. Когда формируется общее экономическое пространство, с общими законами и принципами, фактически страны отказываются от экономического суверенитета, тогда возможно появление единой валюты. Сейчас страны пока не готовы отказаться от своего экономического суверенитета, это было бы очень сложно для многих из них.
- На экономическом форуме в Астане президент Казахстана Нурсултан Назарбаев предложил создать Евразийский трансконтинентальный коридор. Как вы оцениваете эту инициативу?
- Этот проект лежит в русле современных тенденций, в том числе идей о великом шелковом пути с разными вариантами - морской, сухопутный. Идея Назарбаева ложится в эту канву. Для региона важны транспортные потоки, а для этого необходимо совершенствование инфраструктуры, потому что без этого невозможно "вытащить" среднеазиатские страны к морю. Узбекистан, Таджикистан, Казахстан - у всех у них одна проблема, до моря добраться сложно. Поэтому проект чрезвычайно актуален. Однако важно развивать не только "широтные" пути, как шелковый путь, который связывает Китай с Россией, Казахстаном и далее с Западной Европой, но и "диагональные", которые связывали бы, например, российские регионы с Казахстаном, Средней Азией.
- Есть ли еще подобные крупные интеграционные проекты?
- Мы ведем работу по нескольким, но пока все это на стадии первоначальной проработки. Есть проекты, связанные с линиями электропередачи, трубопроводом, портовой инфраструктурой. Последнее, кстати, тоже очень важный вопрос для наших стран. Киргизии и Таджикистану, например, нужна возможность вывоза продукции в морские порты. Новороссийск перегружен, поэтому вопрос создания каких-то параллельных портовых мощностей чрезвычайно важен. Перспективны также проекты в сфере энергетики, т.к. Казахстан - энергоизбыточный регион, там есть профицит энергетических мощностей, так же как в России за Уралом. А в Китае электроэнергии не хватает. Могли бы быть реализованы проекты переброски этих мощностей из Казахстана и России в Китай.