Если считать, что гибридное искусство - это дружественная встреча разных видов искусств, типа кино и театра, скульптуры и видео, инсталляции и живописи, или технических изобретений с изобретательностью воображения художника, то тогда не гибридное искусство поискать надо днем с огнем. Любой фильм братьев Люмьер и даже фотография Надара, хоть отца, хоть сына, не говоря уж о продолжателях их благородного дела, вполне тянет на звание "гибридного" произведения.
С другой стороны, неопределенность метафоры оставляет пространство для поиска. Проект "Создавая чувства" для "Пушкинского" сделал известный бразильский куратор Бернардо Москейра. Он привез в Москву культовую работу патриарха кинетического искусства Хулио Ле Парка, аргентинца, живущего в Париже, лабиринт "Примерочных" Леандро Эрлиха (художник дважды представлял Аргентину на Венецианской биеннале - в 2001 и 2005 годах), инсталляцию Гарри Хилла, медитативное видео Билла Виолы…
Плюс на открытии были перформансы Лизы Морозовой ("Быть леворукими вместе"), где зритель, дождавшись "тайного свидания с художницей" мог пожать ее левую руку, и Дэвида Биркина ("Пыль снегов"), который самолично превращал записи "того, что вы боитесь сказать", в струящийся снежок уничтоженных страхов, сомнений, нерешительности. Но дело не только в сильном наборе имен. Москейра превратил кинозал в выставочный зал, не отказавшись ни от экрана, ни от полутьмы сеанса, но постарался оживить синефильский опыт зрителей в новых нетривиальных условиях.
Понятно, что выбор кинотеатра в качестве экспозиционной площадки - знаковый жест. В Москве это далеко не первый опыт использования кинозала для выставки. В преддверии вручения Премии Кандинского бывший кинотеатр "Ударник" ежегодно превращается в многоуровневый лабиринт, где размещаются работы художников, попавших в лонг-лист. В "Ударнике" же была показана "Коллекция археолога" Гриши Брускина. Образ "раскопок" в здании рядом с Домом на набережной, построенном в 1931 году по проекту Бориса Иофана, совмещал археологию советского мифа с мистическим "спуском" в Аид.
У Бернардо Москейры никаких таких "привязок" к месту и времени строительства кинотеатра, называвшемся в советское время "Россия", нет. Гораздо больше исторических аллюзий его интересует "реконструкция" пространства проекции, мечты, сновидения. Для него это пространство граничит не с прошлым или будущим, а с иллюзией кино. Соответственно, главной задачей становится "растворение" экрана, шанс оказаться в "зазеркалье". Переместиться в зазеркалье можно буквально, перешагнув порог инсталляции Леандро Эрлиха "Примерочные". Уходящая в бесконечность "анфилада" отражений - ненавязчивая метафора поиска себя, а заодно и бодрящий аттракцион. После того, как я, толкнув кого-то плечом, извинилась и обнаружила, что прошу прощения у самой себя, стало ясно, что аттракцион вполне себе работает. По крайней мере для некоторых персонажей.
Другой не менее остроумно придуманный лабиринт, повышающий/понижающий самооценку испытуемого в обратной зависимости от высоты окружающих стен в партере, выстроен Лукасом Симоесом из Сан-Паулу. Модель внутреннего мира тут оказывается в прямой зависимости от модели социальных барьеров, выстраиваемых с помощью ограждений, секьюрити и прочих систем доступа. За экран манит-влечет "Дверь" Вадима Фишкина, которая распахивается и закрывается на месте экрана, обещая явить невидимое. Отстояв очередь и попав в музыкальное пространство перформанса Анники Карс "Двое играют на одном", обнаруживаешь, что зритель тут не наблюдатель, а объект наблюдения. На некоторых это производит столь сильное впечатление, что они решаются на экстравагантные поступки. Один товарищ залез под рояль и сидел там довольно долго, видимо, в надежде, что у музыкантов терпение лопнет и они его будут оттуда вытаскивать. Но увы, пришлось самому вылезать обратно. Не сидеть же там вечно.
В общем, понятно, что в фокусе внимания на выставке оказывается именно зритель. От его траектории движения зависит не только ход перформанса, но и, например, пространство световой инсталляции Хулио Ле Парка. Ремейк его знаменитой работы 1962 года "Свет в движении" - результат математических расчетов и поэтического вдохновения. 87-летний художник, прилетевший в Москву и выступавший на встрече со зрителями в Мусейоне в ГМИИ им. А.С.Пушкина, мягко уклонился от толкования работы. Он даже на своих любимых конструктивистов и супрематистов ссылается неохотно. Как раз неповторимость реакции каждого зрителя, зыбкость движения воздуха и отражающих металлических "листков" - для него самое важное. Он создает пространство, открытое импровизации и воображению. Драгоценным оказывается переживание каждого. Любопытно, что он и свою встречу со зрителями в Мусейоне выстроил так, что она завершилась совершенно непредсказуемым образом - пением зрителями "Катюши".
Понятно, что мотив "путешествия в картину", использованный куратором выставки, один из популярных в кино. И тиражируется охотно - достаточно вспомнить хоть Вуди Аллена с "Пурпурной розой Каира" и "Полночью в Париже", хоть Бастера Китона с "Шерлоком-младшим" 1924 года… Но перенос этого мотива с экрана в пространство экспозиции имеет и свои ограничения, чтобы не сказать минусы. На киносеансе не надо стоять в очереди, чтобы попасть в пространство "мечты". На выставке же образовались аж три очереди на интерактивные перформансы, куда зрители заходят по одиночке. Если это и создает "прибавочный элемент", то отнюдь не художественного свойства. И тут едва спасает продуманная архитектура экспозиции (Катя Бочавар) или перформанс актеров из PoemaTheater, разворачивающийся в кинозале. Одетые в униформу вроде той, что носят швейцары "Отеля Будапешт" в одноименном фильме Уэса Андерсона, актеры выполняют в сущности ту же роль, что персонажи Райфа Файнса и Тони Револори - рафинированных, утонченных "проводников" в мир "гранд мечты". Существ, принадлежащих сразу двум мирам, здешнему, банальному, и таинственному, ожидающему зрителей за плотными занавесями, закрытыми дверями или на спасательной вышке с видом на пустынный берег.
И все же не в последнюю очередь благодаря им и перформансам в нынешнем проекте Lexus Hybrid Art, оживает не только иллюзия заэкранного мира, но и теплота человеческого контакта… Впрочем, может статься, что это тоже иллюзия, но уже не киношного, а сценического свойства.