И почему этого не удалось достичь после окончания "холодной войны", на рубеже XX и XXI веков, хотя, казалось бы, все условия для такой договоренности были в наличии. Действительно, Вторая мировая война стала мощной встряской для политиков и для целых стран. После ее завершения между государствами-победителями сохранялись острые идеологические и политические разногласия, подозрения и взаимное недоверие. Но одновременно сохранялось и осознание общей ответственности за судьбы послевоенного мира, убежденность в том, что никакие тактические победы и конъюнктурные интересы не могут быть важнее задачи стабилизации системы мировой политики.
В итоге победители, в том числе в интересах собственной безопасности, пошли на создание такой системы международных отношений, которая на протяжении полувека позволяла избегать новых мировых потрясений и во многих случаях - успешно гасить региональные кризисы. К сожалению, этого не случилось после окончания "холодной войны". В 90-е годы прошлого столетия тоже произошли кардинальные изменения в ландшафте мировой политики. Исчезли победители и проигравшие в годы Второй мировой войны. Социалистический лагерь вместе с его структурами (Варшавский договор, СЭВ) ушел в историю. Постепенно стали возрастать мощь и влияние "незападных" стран, в первую очередь - Китая. Страны Евросоюза попытались реализовать крайне амбициозный и, как впоследствии выяснилось, рискованный проект одновременного расширения и углубления европейской интеграции.
В отличие от 40-х годов в 90-е годы к новой ситуации особенно никто не готовился, а истинный масштаб наступающих перемен мало кто понимал. Поэтому для многих весьма неглупых и искушенных политиков вопросы тактики заслонили собой задачи стратегии, а возможность добиться сиюминутных побед малыми силами оказалась непреодолимым соблазном. В итоге Соединенные Штаты втянулись в авантюру строительства однополярного мира, что дорого обошлось как многочисленным объектам американских усилий, так и самой Америке. Европа, наоборот, почти целиком погрузилась в решение внутренних проблем и серьезно потеряла вес в мировой политике. Китай, ставя долгосрочные цели и не пытаясь обогнать время, не спешил брать на себя ответственность за сохранение глобальной стабильности. Россия вела тяжелую борьбу за выживание и не особенно заботилась о перестройке системы международных отношений.
Все эти разнонаправленные и подчас несовместимые устремления великих держав неизбежно вели к постепенному размыванию основ мирового порядка, сложившегося после Второй мировой войны. Старый мировой порядок в новых условиях уже не мог эффективно противостоять возникающим тут и там региональным кризисам, новым угрозам и вызовам безопасности, в том числе исходящим от негосударственных участников мировой политики. Шаг за шагом, год за годом подрывалась система фундаментальных норм международного права, обесценивались и теряли свой статус международные организации - вплоть до Организации Объединенных Наций. Резко повысилась волатильность и непредсказуемость мировой экономики - включая цены на основные сырьевые продукты, взлеты и падения финансовых рынков, курсы мировых валют ...
Нельзя сказать, что никто из политиков и государственных деятелей не замечал тревожных симптомов грядущего распада мирового порядка: эти симптомы к началу нынешнего века стали слишком очевидными. Но попытки восстановить управляемость мировой политики оказались непоследовательными, избирательными, слабо координируемыми друг с другом. Предпринимались усилия как-то укрепить "Большую восьмерку", потом была создана "Большая двадцатка", возникли БРИКС и ШОС, начался медленный процесс реформ Международного валютного фонда и Всемирного банка... Все эти шаги, однако, не смогли переломить общей тенденции к нарастанию элементов нестабильности и хаоса в мировой политике и экономике.
Перед Россией в этих условиях встал нелегкий выбор: попытаться взять на себя лидирующую роль в разработке и утверждении основ нового миропорядка или максимально оградить себя от нарастающей нестабильности, ставя во главу угла собственные интересы и приоритеты. Хотя эти две стратегии нельзя назвать взаимоисключающими, приоритет, как представляется, был все же отдан второму варианту. Такая политика принесла свои несомненные плоды, позволила выиграть время для решения задач внутреннего развития и сохранить социальную и политическую стабильности в России.
Но в то же время наша политика стала терять свой наступательный характер, становясь по сути дела реакцией на внешние раздражители. В мировых делах, включая фундаментальные вопросы развития международного права и реформ международных организаций, мы все чаще начали занимать сугубо охранительские позиции, всеми силами поддерживая статус-кво. Более того, наметилась опасность изоляции России по многим крайне важным для нас международным вопросам, угроза оттеснения страны на периферию мировой политики и экономики.
Россия, конечно, не одинока в своих поисках оптимальных балансов и пропорций внешнеполитической стратегии. Новые реалии в мире XXI века настойчиво требуют новых нестандартных решений от всех участников мировой политики; сегодня никто не может претендовать на обладание окончательными ответами на многочисленные вызовы современности. Однако представляется очевидным, что поиск этих ответов должен основываться на следующих предпосылках:
- в XXI веке навязать силой новые правила игры никому невозможно (в этом, кстати, одно из принципиальных отличий нынешней ситуации от середины прошлого века);
- современные угрозы и вызовы носят по большей части универсальный характер, а потому никому не удастся обезопасить себя или даже минимизировать негативные последствия, взяв на вооружение стратегию изоляционизма;
- между ведущими мировыми державами нет таких противоречий и разногласий, которые были бы непреодолимым препятствием для начала серьезного диалога о будущем мировом порядке;
- инициатива такого диалога должна принадлежать ведущим мировым державам (например, постоянным членам Совета Безопасности ООН) при наличии между ними консенсуса по фундаментальным вопросам;
- в диалоге о новом мировом порядке должно быть обеспечено присутствие всех государств в таком формате, который не препятствовал бы достижению конкретных договоренностей по самым острым вопросам;
- сам по себе диалог должен стать шагом вперед к новому уровню глобального сотрудничества; диалог позволит перевести отношения из состояния конфронтации в формат совместного поиска оптимальных решений накопившихся проблем;
- для того чтобы запустить такой диалоговый механизм, требуется решение на высшем политическом уровне большинства государств мира (этого можно было бы добиться во время юбилейного заседания ГА ООН в сентябре с.г.);
- процесс должен завершиться Всемирной конференцией (сопоставимой с Венским конгрессом 1815 г.), на которой будут приняты принципы и правила их применения в интересах всеобщей безопасности и развития.
Исторически новые правила игры в мировой политике и экономике утверждались по итогам великих кризисов и потрясений - будь то период наполеоновских войн в Европе начала XIX века, Великая депрессия конца 20-х - начала 30-х годов прошлого столетия или Вторая мировая война 1939 - 1945 годов. Некоторые аналитики утверждают, что по-другому и быть не может - человечество идет на радикальнее перемены только под давлением исключительных обстоятельств, когда всем становится ясно - по-старому жить больше нельзя.
Проблема, однако, в том, что современная цивилизация представляет собой настолько сложную, хрупкую и уязвимую конструкцию, что еще одного кризиса или глобального потрясения человечество может и не выдержать. Очень хотелось бы, чтобы на этот раз цена, которую всем нам придется заплатить за переход мировой системы в новое качество, оказалась бы несопоставимо ниже, чем это было в середине прошлого века.