Эти слова в устах актера, который не отличается склонностью к славословию, не были похожи на юбилейное преувеличение. Они звучали как символ веры тех сподвижников режиссера, которые вместе с ним с 1956 по 1989 год создавали и создали легендарный Большой драматический театр, который был, наверное, лучшим европейским (а значит и мировым) театром своего времени. За долгие годы театральной деятельности Г.А. Товстоногов, похоже, не делал творческих ошибок. У него бывали, что называется, проходные спектакли, но и их не назовешь лишенными смысла. Да и в жизни он старался избегать безвыходных ситуаций, в которые нередко загоняли предлагаемые советской системой обстоятельства. Он не всегда побеждал в этой замысловатой шахматной игре с властью, но удивительным образом избегал поражения. Его, уже удостоенного самых разных званий и наград, могли ругательски ругать даже за пушкинский эпиграф к спектаклю "Горе от ума" ("Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!"), как и за саму постановку, в которой, по мнению партийных проработчиков, была искажена классическая пьеса, но за десятилетия его режиссерской работы был запрещен всего один спектакль - "Римская комедия" по пьесе Леонида Зорина в 1965 году. Счет явно в его пользу.
Он никогда не был "государственным режиссером" - эту роль и в Ленинграде, и в Москве играли совсем другие люди. И вовсе не случайно в приветственной телеграмме по случаю 100-летия режиссера президент РФ В.В. Путин отметит, что Большой драматический театр в пору руководства Г.А. Товстоногова был особо ценен свободой творчества, своей художественной независимостью. Георгий Александрович знал разрушительную силу компромисса: нередко соглашаясь на него в жизни, он умел избегать его в творчестве. В строительстве театра, который был для него венцом творенья.
В профессии режиссера помимо умения извлекать тайное из актеров необычайно важны отношения с пространством и временем. Не только со сценическим, творимым в каждом спектакле всякий раз по-новому, но и реальным, историческим, существующим за пределами подмостков. Товстоногов не просто чувствовал время - в своих спектаклях он формировал настоящее как часть больших линий истории. А. Смелянский точно заметил, что уникальный дар режиссера превращал современную бытовую пьесу в эпическое полотно.
На юбилейном вечере в БДТ об этом говорил с экрана Александр Володин, вспоминая о том, как к нему обратилась Дина Морисовна Шварц, легендарная заведующая литературной частью театра, с просьбой дать Товстоногову свою новую пьесу. И как Товстоногов превратил "Пять вечеров" в "спектакль с чудесами". В спектакль, который рассказывал об обычных советских людях, говорящих языком радиоточки, как о героях подлинной истории страны. Он ставил современные пьесы как классику, а в классической драматургии открывал не только ее непреходящий смысл, но и злободневность, так часто пугающую начальников от культуры.
Виктор Крамер, который сочинил юбилейный вечер в БДТ вместе с Ольгой Скорочкиной и Полиной Неведомской, соединил в пространстве сцены людей давно ушедших, некогда прославивших эти подмостки, с теми, кто еще жив и способен к творчеству. Но все они - живые и ушедшие - вспоминали об эпохе Товстоногова если не как о лучшем, то, безусловно, как о важнейшем времени своей жизни. В хороводе молодых артистов нынешнего БДТ, которые окружили длинный, покрытый белоснежной скатертью стол (как напоминание о первом акте товстоноговских "Трех сестер"), рождались образы ушедшего театра, который уже никогда не вернется. И все, кто выходил на сцену, обращаясь со словами любви и трепетной нежности к юбиляру, словно бесплотно существующему в этих стенах,- пусть только на этот единственный вечер, здесь и сейчас - прекрасно понимали, что ход времени неумолим. Все они были прекрасны: и Олег Басилашвили, и Сергей Юрский, и Алиса Фрейндлих, и Юрий Стоянов, и Григорий Штиль, который вывел на сцену Валентину Матвиенко, все-все, кто был осенен вниманием и дружбой великого Гоги. Он был для них демиургом, творцом мироздания - а демиурги всегда одиноки. О трагедии одиночества больнее других сказал Валерий Ивченко. Он вспоминал о последнем годе жизни Товстоногова, о том ужасе, который витал в театре, когда актеры почувствовали, что мастер уже не сможет прийти на репетицию...
В финале юбилейного вечера его авторы напомнили сцену смерти Холстомера (гениальная работа Евгения Лебедева) - трагический поединок немощного коня с бабочкой - отлетающей от него душой. Эти летящие в небытие бабочки заполнили сцену как общая душа всех ушедших из этого великого театрального дома, созданного Георгием Товстоноговым.
А потом все артисты нынешнего БДТ вышли на сцену, и в тишине раздался его голос, приглашающий начать репетицию. Но всем, кто был в зале и на сцене, было понятно, что это не произойдет уже никогда.
Кирилл Лавров, который руководил театром после ухода своего учителя почти восемнадцать лет, с апостольской кротостью и страстью пытался сохранить животворную силу наследия мастера, был последним, кто сохранял мироздание Товстоногова. После его смерти наступили другие времена, пришли другие люди.
В БДТ имени Г.А. Товстоногова началась другая жизнь.