Окончание "холодной войны", крушение Берлинской стены были восприняты Западом исключительно как собственная геополитическая победа над Востоком. Именно как геополитическая, а не идеологическая, ибо последовавший расширительный "Дранг нах Остен" как единственно возможный modus vivendi НАТО - вместо самороспуска или глубокой трансформации с уходом ее восточного антипода - подтвердил, что противостояние было не только и не столько на уровне идей и ценностей. В итоге на исторической развилке, возникшей на исходе глобального полувекового конфликта, был выбран принципиально неверный путь, который неизбежно повлек за собой острые конфликтные ситуации в Европе - от югославской до украинской.
Что же провозглашала и предлагала Парижская хартия, под которой поставили свои подписи европейские и американские лидеры на Совещании глав государств и правительств государств-участников Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе?
Документ констатировал: "Эра конфронтации и раскола Европы закончилась. Мы заявляем, что отныне наши отношения будут основываться на взаимном уважении и сотрудничестве. ... Наше время - это время осуществления тех надежд и ожиданий, которые жили в сердцах наших народов на протяжении десятилетий: твердая приверженность демократии, основанной на правах человека и основных свободах; процветание через экономическую свободу и социальную справедливость и равная безопасность для всех наших стран".
Этим оптимизмом проникнут буквально весь текст, и основания на то имелись у всех сторон: для государств Запада ключевым было восприятие Советским Союзом ценностей демократии, прав человека. "Мы обязуемся строить, консолидировать и укреплять демократию как единственную систему правления в наших странах" - эти слова Хартии, конечно же, вдохновляли каждого человека в Западной Европе, США и Канаде, для которых торжество общих идей являлось главным и достаточным условием для решения всех прочих проблем.
Для СССР же приоритетной была именно тема безопасности, в отношении которой парижский документ провозгласил важнейший принцип: "Безопасность неделима и безопасность каждого государства-участника неразрывно связана с безопасностью всех остальных".
То, что для западных партнеров было само собой разумеющимся ("какие проблемы безопасности между странами и народами с едиными ценностями?"), для нас, переживших не одно разрушительное нашествие с Запада, было принципиально: требовались правовые и фактические гарантии, что из Европы больше не будет исходить угроза в нашу сторону. Проблемы демократии и прав человека выглядели для тогдашнего советского руководства скорее "прикладными" - не в том смысле, что они не были важными в принципе, но в том, что они казались очевидными, а остающиеся недоработки на этом направлении предполагалось решать постепенно и естественным образом в условиях снятия базовых угроз в сфере безопасности.
Таким образом, консенсус, хотя и с разными акцентами для каждой из сторон, был достигнут. Однако, как показал ход последующих событий, именно эти акценты в итоге и сыграли решающую, даже роковую роль. Озабоченность России по поводу последовавшего продвижения евроатлантических структур на Восток не находила понимания в Европе и в США, поскольку там видели в этом "расширение пространства демократии".
На Западе, в свою очередь, видели источник российских опасений в недостаточном, по их мнению, укоренении западных ценностей в сознании и практике россиян, что в дальнейшем и стало принципиальным подходом ко всем конфликтным ситуациям: там, где Россия видела угрозу своей безопасности и неуважение своих интересов, европейцы и американцы усматривали страх перед "приближением демократии". Поведение России Запад рассматривал исключительно через призму ее внутренней ситуации: когда "проглотила" первые волны расширения НАТО - руководствовалась правильными ценностями. А как только стала активно противиться пересечению "красных линий" (а Украина, несомненно, одна из самых "ярко-красных") - значит, утратила верные ориентиры и возвращается в эпоху советского авторитаризма и "холодной войны".
Во все более громко заявляемых Москвой опасениях по поводу расширения НАТО, выхода США из договора по ПРО, смены режимов в соседних государствах на откровенно русофобские с явным внешним участием, противодействия российским интеграционным проектам и т.п. видели исключительно стремление власти к самосохранению, а потому все аргументы последовательно отметались.
Весьма показательно то, как откровенно было проигнорировано российское предложение 2008 года заключить Договор о европейской безопасности - документ, который опирался именно на идеи и логику Парижской хартии с ее концепцией неделимой безопасности. Государствам Запада тема формирования единой архитектуры безопасности в Европе показалась неактуальной: у них уже есть самый мощный военный блок мира, а также принципиальная позиция, что никто не имеет права влиять на его политику, включая присоединение к нему новых членов. Безопасность всех прочих, соответственно - их собственная проблема.
Кстати, особо отметил бы тот факт, что в тексте Парижской хартии НАТО не упоминается ни разу (!). Не потому, что там не нашлось места для описания роли международных структур в новой Европе, напротив - подробно перечисляются многие из них: ООН, СБСЕ, Европейская экономическая комиссия ООН, бреттон-вудские учреждения и многие другие. А вот про НАТО - ни слова. И ЕС (в то время - Европейское сообщество) упомянуто один-единственный раз: признается его "важная роль в политическом и экономическом развитии Европы". В этом - ключевая особенность документа и, одновременно, причина, по которой его предпочли так скоро предать забвению. Что, конечно же, не может не вызывать сожаления. Ведь большинство самых острых проблем Европы вызвано именно тем, что избранный Западом после 1990 года путь фактически содержал в себе зерна будущих конфликтов. Спорные темы - приднестровская, абхазская, югоосетинская, косовская, украинская - обрели особую остроту, прежде всего по причине отсутствия эффективных, авторитетных и политически нейтральных механизмов урегулирования споров. Каждый раз доминирующий западный центр силы предлагал "урегулирование" исключительно на собственных условиях - отсюда и столь очевидные двойные стандарты в подходах к Косово, Приднестровью или Крыму.
Ситуация, когда групповая евроатлантическая модель подменила собой универсальную общеевропейскую, подразумевает и провоцирует раскол Европы уже по факту самой ее реализации. Вместо обрушения "железного занавеса" его стали просто "толкать" на Восток, вернув почву всем опасениям России на предмет собственной безопасности. Аргументы сторон попросту не доходили друг до друга, поскольку находились в разных плоскостях. Если упрощать, на обвинения в приближении НАТО к границам России в ответ звучали упреки в уголовном преследовании "Пусси райот".
Можно ли состыковать две эти столь различные логики? На мой взгляд, именно это и сделала в свое время Парижская хартия для новой Европы, которая действительно могла стать провозвестником принципиально новой страницы в истории Старого Света. Могла, но - не стала. Фактически мы вернулись не только в "допарижскую", но даже в "дохельсинкскую" эпоху, когда нам приходится по-новому "переутверждать" действенность принципов древней Вестфальской системы сосуществования европейских государств.
Наверное, символично - а, может быть, и не случайно- что через 25 лет террористические удары были нанесены в самое сердце европейской цивилизации именно тогда, когда она переживает весьма глубокий кризис. Когда она вернулась в эпоху санкций и возведения стен, конфликтов и политики "сфер влияния". Возможно, одна из важнейших причин столь плачевной ситуации заключается в том, что именно тогда, 25 лет назад, Европа упустила свой уникальный шанс на новую жизнь, подаренный Парижской хартией для новой Европы.