Избранные на него делегаты заседали в Москве почти две недели, с 14 по 25 февраля 1956 года, но в историю съезд вошел одним, по существу, событием-фактом - докладом Хрущева о культе личности Сталина, который был зачитан на закрытом заседании в последний день работы - 25 февраля.
А между тем этот форум, знаменовавший наступление политической оттепели, сыграл поворотную роль и в развитии советской науки. Именно в те дни с трибуны съезда прозвучало и было напечатано в "Правде", как сказали бы сейчас, программное выступление академика Игоря Васильевича Курчатова, который стал к тому времени трижды Героем Социалистического Труда (первым в СССР) и лауреатом четырех подряд Сталинских премий.
Ленинскую премию в области науки и пятый орден Ленина (последние в его жизни награды) он получит уже после XX съезда - в сентябре 1956-го. Но и они, что лучше других понимал сам Игорь Васильевич, были присуждены ему и его соратникам за разработки в области военного атома. А он, немало насмотревшийся во время полигонных испытаний атомных и водородных бомб, признавался другу своему Анатолию Александрову: "Не могу я, Анатолиус, всю жизнь только этим заниматься". Как истинный ученый, он мечтал направить свой собственный опыт и всю мощь отечественной науки на цели созидания. А ядерная физика в самых разных ее проявлениях виделась академику Курчатову безусловным коренником.
Атомные реакторы, или "урановые котлы", как их поначалу называли, уже работали на показательной АЭС в Обнинске. Их же, только в более компактном виде, внедряли в качестве главной энергетической установки на подводные лодки и первый в мире атомный ледокол - его спустят на воду уже в 57-м. А в головах конструкторов, чертежах и даже "железе" уже рождались атомные самолеты, поезда, тягачи, ракеты. И деньги, чтобы финансировать эти исследования и дорогостоящие испытания, спустя десять лет после тяжелейшей войны у государства, как ни странно, находились...
- Если Курчатов говорил: нужен еще миллион на то-то и то-то, эти средства он сам или те, за кого просил, без проволочек получали, - не устает напоминать академик Жорес Алферов и проводит неутешительные аналогии с нашим днем. - Ученым во времена Курчатова, Королева и Келдыша по-настоящему доверяли, а на науку делали ставку, понимая, что только так можно выдержать состязание с развитыми западными странами.
Наряду с реакторами, принцип действия которых основан на делении атомного ядра, в середине прошлого века ученых влекла другая, еще более перспективная, как тогда казалась, идея - управляемого термоядерного синтеза. И об этом академик докладывал не в узком кругу специалистов на министерском НТС, а с трибуны партийного съезда, где определялись планы развития народного хозяйства и генеральный курс такого развития.
"Решение этой труднейшей и величественной задачи навсегда сняло бы с человечества заботу о необходимых для его существования на земле запасах энергии", - дал прогноз академик Курчатов. И вслед за этим констатировал: "Мы умеем сейчас в водородной бомбе создавать условия для реакции соединения водорода в гелий. Но надо теперь так упралять ею, чтобы избежать взрыва".
Оставшиеся четыре года - да и то неполных, что были отмерены Игорю Васильевичу Курчатову, он, словно чувствуя скорый финал, занимался этими вопросами круглые сутки. И коллег тормошил. А когда им требовались его совет или авторитетная поддержка, сбегал от врачей, забывал про отдых, стучался напрямую в высокие кабинеты. Он свято верил, что термоядерную реакцию в ближайшие годы удастся "приручить", а в обозримой перспективе - поставить на службу человечеству. И в то же время понимал, что помимо научных и технических задач нужно будет снять препятствия политические.
В апреле того же 56-го академик Курчатов впервые посетит Великобританию и встретится с учеными ядерного центра в Харуэлле. В комментарии агентства Рейтер по итогам той исторической встречи было симптоматичное признание: "Английские эксперты ожидали, что доктор Курчатов будет выкачивать из них информацию, а вместо этого он сказал, что им следует делать".