Есть в романе и еще один эпизод, отсылающий нас к этой фразе. Во время встречи Мышкина с Аглаей, она его предупреждает: "Слушайте, раз навсегда, ... если вы заговорите о чем-нибудь вроде смертной казни, или об экономическом состоянии России, или о том, что "мир спасет красота", то... я, конечно, порадуюсь и посмеюсь очень, но... предупреждаю вас заранее: не кажитесь мне потом на глаза!" То есть о красоте, которая якобы спасет мир, говорят персонажи романа, а не его автор. В какой мере сам Достоевский разделял убеждение князя Мышкина в том, что мир спасет красота? И самое главное - спасет ли?
Обсудим тему с художественным руководителем Государственного Пушкинского театрального центра и театра "Пушкинская школа", актером, режиссером, писателем Владимиром Рецептером.
"Я репетировал роль Мышкина"
После некоторого размышления я решил, что другого собеседника для разговора на эту тему мне, пожалуй, искать не стоит. У вас ведь давние личные отношения с персонажами Достоевского.
Владимир Рецептер: Моей дебютной ролью в Ташкентском театре имени Горького был Родион Раскольников из "Преступления и наказания". Позже, уже в Ленинграде, по назначению Георгия Александровича Товстоногова я репетировал роль Мышкина. Ее в 1958 году сыграл Иннокентий Михайлович Смоктуновский. Но он ушел из БДТ, а в начале шестидесятых, когда спектакль для зарубежных гастролей нужно было возобновить, Товстоногов позвал меня в свой кабинет и сказал: "Володя, нас приглашают в Англию с "Идиотом". Нужно сделать много вводов. И мы поставим перед англичанами условие: чтобы Мышкина играли и Смоктуновский, и молодой актер. Я хочу, чтобы это были вы!" Так я стал спарринг-партнером для актеров, которые заново вводились в спектакль: Стржельчик, Ольхина, Доронина, Юрский... Перед появлением Георгия Александровича и Иннокентия Михайловича с нами работала знаменитая Роза Абрамовна Сирота... Я был внутренне готов, и роль Мышкина живет во мне до сих пор. Но приехал со съемок Смоктуновский, в зал вошел Товстоногов, и все актеры оказались на сцене, а я так и остался по эту сторону занавеса. В 1970-м на Малой сцене БДТ я выпустил спектакль "Лица" по рассказам Достоевского "Бобок" и "Сон смешного человека", где, как и в "Идиоте", говорится о красоте... Время сдвигает все, меняет старый стиль на новый, но вот "сближение": мы с вами встречаемся 8 июня 2016 года. А в эту же дату, 8 июня 1880 года, Федор Михайлович сделал свой прославленный доклад о Пушкине. И вчера мне было заново интересно листать томик Достоевского, где под одной обложкой собрались и "Сон смешного человека", и "Бобок", и речь о Пушкине.
"Человек - это поле, на котором за его душу дьявол борется с Богом"
Сам Достоевский, на ваш взгляд, разделял убеждение князя Мышкина в том, что мир спасет красота?
Владимир Рецептер: Безусловно. Исследователи говорят о прямой связи князя Мышкина с Иисусом Христом. Это не совсем так. Но Федор Михайлович понимает, что Мышкин - человек приболевший, русский и, конечно же, нежно, нервно, сильно и возвышенно связанный с Христом. Я бы сказал, что это - посланец, который исполняет какую-то миссию и остро чувствует ее. Человек, заброшенный в этот перевернутый мир. Юродивый. И тем самым святой.
А помните, князь Мышкин рассматривает портрет Настасьи Филипповны, выражает восхищение ее красотой и говорит: "В этом лице страдания много". Красота, по Достоевскому, проявляется в страдании?
Владимир Рецептер: Православная святость, а она невозможна без страдания - высшая степень духовного развития человека. Святой живет праведно, то есть правильно, не нарушая Божественных заповедей и, как следствие, нравственных норм. Сам же Святой почти всегда считает себя страшным грешником, которого может спасти только Бог. Что же до красоты, то это качество скоропортящееся. Достоевский говорит красивой женщине такое: потом пойдут морщинки, и ваша красота утратит свою гармонию.
Рассуждения о красоте есть и в романе "Братья Карамазовы". "Красота - это страшная и ужасная вещь, - говорит Дмитрий Карамазов. - Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя, потому что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречья вместе живут". Дмитрий добавляет, что в поисках красоты человек "начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским". И приходит к такому заключению: "Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей". Но, может, правы оба - и князь Мышкин, и Дмитрий Карамазов? В том смысле, что красота имеет двойственный характер: она не только спасительна, но и способна ввергнуть в глубокий соблазн.
Владимир Рецептер: Совершенно верно. И всегда приходится спрашивать себя: о какой красоте мы говорим. Помните, у Пастернака: "Я - поле твоего сраженья... Всю ночь читал я твой завет, и, как от обморока, ожил..." Чтение Завета оживляет, то есть возвращает жизнь. Вот в чем спасение! И у Федора Михайловича: человек - это "поле сражения", на котором за его душу дьявол борется с Богом. Дьявол соблазняет, подбрасывает такую красоту, которая влечет в омут, а Господь пытается спасти и кого-то спасает. Чем человек выше духовно, тем больше он осознает собственную греховность. Вот в чем дело. За нас борются темные и светлые силы. Как в сказке. В своей "пушкинской речи" Достоевский сказал об Александре Сергеевиче: "Он первый (именно первый, а до него никто) дал нам художественные типы красоты русской... Свидетельствуют о том типы Татьяны... типы исторические, как, например, Инок и другие в "Борисе Годунове", типы бытовые, как в "Капитанской дочке" и во множестве других образов, мелькающих в его стихотворениях, в рассказах, в записках, даже в "Истории Пугачевского бунта"...". Публикуя свою речь о Пушкине в "Дневнике писателя", Достоевский в предисловии к ней выделял еще одну "особую, характернейшую, и не встречаемую, кроме него, нигде и ни у кого черту художественного гения" Пушкина: "способность к всемирной отзывчивости и полнейшего перевоплощения в гении чужих наций, перевоплощения почти совершенного... в Европе были величайшие художественные мировые гении - Шекспиры, Сервантесы, Шиллеры, но, что ни у кого из них не видим этой способности, а видим только у Пушкина". Достоевский, говоря о Пушкине, учит нас его "всемирной отзывчивости". Понимать и любить другого - ведь это христианский завет. И Мышкин не зря сомневается в Настасье Филипповне: он не уверен, добра ли ее красота...
Если иметь в виду только физическую красоту человека, то из романов Достоевского очевидно: погубить она может вполне, спасти - лишь когда сочетается с истиной и добром, а в отрыве от этого физическая красота даже враждебна миру. "Ах, кабы она была добра! Все было бы спасено..." - мечтает князь Мышкин в начале произведения, глядя на портрет Настасьи Филипповны, погубившей, как мы знаем, все вокруг себя. Для Мышкина красота неотделима от добра. Так и должно быть? Или красота и зло тоже вполне совмещаются? Говорят же - "дьявольски красив", "дьявольская красота".
Владимир Рецептер: В том-то и беда, что совмещаются. Сам дьявол принимает образ прекрасной женщины и начинает, как отца Сергия, смущать еще кого-нибудь. Приходит и смущает. Или посылает навстречу бедолаге такого рода женщину. Кто такая, например, Мария Магдалина? Вспомним ее прошлое. Чем она занималась? Она долго и системно губила мужчин своей красотой, то одного, то другого, то третьего... А потом, уверовав в Христа, став свидетельницей Его смерти, первая прибежала туда, где уже был отодвинут камень и откуда вышел воскресший Иисус Христос. И вот за свое исправление, за свою новую и великую веру и была в результате спасена и признана Святой. Вы понимаете, какова мощь всепрощения и какова степень добра, которым нас пытается научить Федор Михайлович! И через своих героев, и говоря о Пушкине, и через само православие, и через самого Иисуса Христа! Посмотрите, из чего состоят русские молитвы. Из искреннего покаяния и просьбы себя простить. Они состоят из честного намерения человека преодолеть свою греховную сущность и, отойдя ко Господу, стоять от него справа, а не слева. Красота - это путь. Путь человека к Богу.
"После того, что с ним самим случилось, Достоевский не мог не поверить в спасительную силу красоты"
Красота объединяет людей?
Владимир Рецептер: Хотелось бы верить, что да. Призвана объединять. Но люди, со своей стороны, должны быть готовы к этому объединению. И вот "всемирная отзывчивость", которую открыл в Пушкине Достоевский, и заставляет меня полжизни заниматься Пушкиным, пытаясь каждый раз понять его для себя и для зрителей, для моих молодых актеров, для моих студентов. Когда мы вместе включаемся в такого рода процесс, мы выходим из него уже несколько другими. И в этом величайшая роль всей русской культуры; и Федора Михайловича, и Александра Сергеевича особенно.
Эта идея Достоевского - "красота спасет мир" - не была ли она эстетической и моральной утопией? Как вы думаете, он понимал бессилие красоты в преображении мира?
Владимир Рецептер: Я думаю, что он верил в спасительную силу красоты. После того, что с ним самим случилось, он не мог не поверить в это. Он считал последние секунды своей жизни - и был спасен за несколько мгновений до, казалось, неминуемой казни, гибели. Герой рассказа Достоевского "Сон смешного человека", как известно, решил застрелиться. И пистолет готовый, заряженный лежал перед ним. А он заснул, и ему приснился сон, что он в себя выстрелил, но не умер, а оказался на какой-то другой, достигшей совершенства планете, где жили исключительно добрые и красивые люди. Он потому и "Смешной человек", что в этот сон поверил. И в этом же прелесть: сидя в своем кресле, спящий понимает, что это - утопия, сон и что это - смешно. Но по какому-то странному стечению обстоятельств верит в этот сон и рассказывает о нем, как о яви. Ласковое изумрудное море тихо плескало о берега и лобызало их с любовью, явной, видимой, почти сознательной. Высокие, прекрасные деревья стояли во всей роскоши своего цвета..." Он рисует райскую картину, абсолютно утопическую. Но утопическую с точки зрения реалистов. А с точки зрения верующих людей это вовсе не утопия, а сама правда и сама вера. Я, увы, поздно начал размышлять об этих, самых главных, вещах. Поздно - потому что ни в школе, ни в университете, ни в театральном институте в советское время этому не учили. А ведь это - часть культуры, которая была выслана из России как нечто ненужное. Русскую религиозную философию посадили на пароход и отправили в эмиграцию, то есть в изгнание... И так же, как "Смешной человек", Мышкин знает, что он смешон, но все равно идет проповедовать и верит, что красота мир спасет.
"Красота - это не одноразовый шприц"
От чего сегодня надо спасать мир?
Владимир Рецептер: От войны. От безответственной науки. От шарлатанства. От бездуховности. От наглого самолюбования. От хамства, злобы, агрессии, зависти, подлости, пошлости... Тут спасать и спасать...
Вы можете припомнить случай, когда красота спасла ну если не мир, то хоть что-нибудь в этом мире?
Владимир Рецептер: Красоту нельзя уподобить одноразовому шприцу. Она спасает не уколом, а постоянством своего воздействия. Где бы ни появилась "Сикстинская Мадонна", куда бы ее ни забросила война и беда, она лечит, спасает и будет спасать мир. Она стала символом красоты. А Символ веры убеждает Создателя в том, что молящийся верит в воскресение мертвых и жизнь будущего века. У меня есть друг, известный актер Владимир Заманский. Ему девяносто, он воевал, победил, попадал в беду, работал в театре "Современник", много снимался, многое перенес, но не растратил веру в красоту, добро, гармонию мира. И можно сказать, что его жена Наталья Климова, тоже актриса, своей редкой и духовной красотой спасала и спасает моего друга...
Они оба, я знаю, глубоко верующие люди.
Владимир Рецептер: Да. Я скажу вам по большому секрету: у меня удивительной красоты жена. Она вышла из Днепра. Говорю так, потому что мы с ней встретились в Киеве и именно в Днепре. И оба не придали этому значения. Я ее пригласил пообедать в ресторан. Она сказала: я не так одета, чтобы идти в ресторан, я в майке. Я тоже в майке, сказал я ей. Она сказала: ну да, но вы - Рецептер, а я пока еще нет... И мы стали дико смеяться оба. А кончилось... нет, продолжилось тем, что с этого дня в 1975 году она меня спасает...
Разрушение Пальмиры боевиками ИГИЛ - не злая ли это насмешка над утопической верой в спасительную силу красоты? Мир пронизан антагонизмами и противоречиями, полон угроз, насилия, кровавых столкновений - и никакая красота никого, нигде и ни от чего не спасает. Так, может, хватит твердить, что красота спасет мир? Не пора ли честно признаться самим себе, что сам этот девиз - пустой и лицемерный?
Владимир Рецептер: Нет, я так не думаю. Не стоит, как Аглая, отгораживаться от утверждения князя Мышкина. Для него это не вопрос и не девиз, а знание и вера. Вы правильно ставите вопрос о Пальмире. Это мучительно больно. Мучительно больно, когда варвар пытается уничтожить полотно гениального художника. Он не спит, враг человеческий. Не зря именно так называют дьявола. Но не зря наши саперы остатки Пальмиры разминировали. Они спасали саму красоту. В начале нашего разговора мы с вами согласились в том, что это утверждение не должно быть вырвано из своего контекста, то есть из обстоятельств, в которых оно прозвучало, кем сказано, когда, кому... А ведь существует еще подтекст и надтекст. Существует все творчество Федора Михайловича Достоевского, его судьба, приведшая писателя именно к таким, кажущимся смешными, героям. Не забудем, что очень долгое время Достоевского просто не пускали на сцену... Будущее не случайно названо в молитве "жизнью будущего века". Здесь имеется в виду уже не буквальное столетие, а век как пространство времени - мощное, бесконечное пространство. Если оглянуться на все катастрофы, которые претерпело человечество, на несчастья и беды, через которые прошла Россия, то мы станем очевидцами беспрерывно длящегося спасения. Поэтому красота спасала, спасает и будет спасать и мир, и человека.
Владимир Рецептер - народный артист России, лауреат Государственной премии России, профессор Санкт-Петербургского государственного института сценических искусств, поэт, прозаик, пушкинист. Окончил филологический факультет Среднеазиатского университета в Ташкенте (1957) и актерский факультет Ташкентского театрально-художественного института (1960). С 1959 года выступал на сцене Ташкентского русского драматического театра, приобрел известность и получил приглашение в Ленинградский Большой драматический театр благодаря роли Гамлета. Уже в Ленинграде создал моноспектакль "Гамлет", с которым объездил почти весь Советский Союз и страны ближнего и дальнего зарубежья. В Москве много лет выступал на сцене Зала имени П. И. Чайковского. С 1964 года снимался в кино и на телевидении, поставил моноспектакли по Пушкину, Грибоедову, Достоевскому. С 1992 года - основатель и бессменный художественный руководитель Государственного Пушкинского театрального центра в Санкт-Петербурге и театра "Пушкинская школа", где поставил более 20 спектаклей. Автор книг: "Актерский цех", "Письма от Гамлета", "Возвращение пушкинской "Русалки", "Прощай, БДТ!", "Ностальгия по Японии", "На Фонтанке водку пил", "Принц Пушкин, или Драматическое хозяйство поэта", "День, продлевающий дни" и многих других.