Мы попросили прокомментировать и доклад, и сложившуюся за несколько недель до Олимпиады ситуацию профессора, академика РАЕН, заведующего кафедрой спортивной медицины, директора НИИ спортивной медицины РГУФКСМиТ Андрея Смоленского.
Профессор, как вам доклад?
Андрей Смоленский: Бездоказателен. После него можно подавать в суд. И на журналистов, собиравших и подбрасывающих информацию, тоже. Что собрано? Все те же высказывания перебравшегося в Штаты бывшего руководителя московской антидопинговой лаборатории Родченкова и информатора ИААФ бегуньи Юлии Степановой. И ничего больше. Не доклад, а фарс.
Значит ли, что этому фарсу не поверят?
Андрей Смоленский: Он для тех, кто хочет и должен поверить. Понимаете, нас, россиян, не хотят услышать. Говорили с теми, кто переехал в США, но не с нами. Меня еще до этой пресс-конференции поразила одна деталь: это то, как некоторые у нас дома ждали итогов расследования Макларена. Да, он известный в своей области человек, но его представляли чуть не мессией: вот он скажет, вот он выступит, вот сейчас, через минуту... Откуда такое идолопоклонение? И что? Никакой конкретики. Повторюсь - абсолютная бездоказательность. Другое дело, что соратники Макларена по-своему умело подготовились к пресс-конференции. Обеспечили заранее информационные вбросы, с ходу обвинили нас во всех тяжких. А то, что нет фактов, так это там, у них, никого не волнует.
Но все же почему верят Родченкову? Человек, как бы это сказать, странный, несколько необычный. Кстати, рассказывали, он давно обзавелся гражданством той страны, куда перебрался.
Андрей Смоленский: Если последнее и правда, то это все равно из другой оперы. Скажем так, подстраховался. А относительно того, что странный. Ну да, своеобразный, экзальтированный. Что его обсуждать. Я бы хотел сказать гораздо более важное. В выступлении Ричарда Макларена нет ничего для нас позитивного. Одни обвинения. Многие из которых звучат для профессионалов наивно. Но давайте признаем, что все эти обвинения с удовольствием воспринимаются. Вспомните историю с вдруг выплывшим мельдонием, применение которого имело тридцатилетнюю историю. Сколько шума, дисквалификаций. Потом поняли, что чересчур нагородили, но разве извинились перед спортсменами, потерявшими из-за этих милых ошибок целый сезон. Или запретили предуктал.
Сердечникам без него трудно.
Андрей Смоленский: Кто там этим озаботился? И в то же время знаю точно, что нападают только на тех, на кого и разрешено. Разве проводились такие суровые проверки в североамериканских профессиональных лигах - футбольной, бейсбольной?.. Там этих проверяющих турнут по полной.
Какой же выход?
Андрей Смоленский: Надо поскорее понять, что спорт стал сугубо коммерческим явлением, куда вкладываются огромные финансы. Деньги требуется возвращать и приумножать. И не давать чужакам, коими мы считаемся. Уверен, что в Северной Америке спортивная фармакология процветает. А мы, ходившие в лидерах, давно отстали, нагоняем с трудом. Кто-то делает нечто свое, кому-то что-то поручается, работа вроде ведется. Но медленно, разбросанно, нет объединяющего центра. Мало специалистов в чисто спортивной медицине.
Об этом мы с вами не так давно говорили.
Андрей Смоленский: И что? Надо срочно принимать меры, растить специалистов спортивной медицины. Да и тренеры наши, признаться, в некоторых областях тоже остались позади. Пришла пора, когда все: спортсмены, наставники, спортивные руководители, обязаны взяться за изучение иностранного языка. Иначе как общаться с оппонентами, как убеждать в своей правоте?
Вы считаете, что пресс-конференция Макларена может здорово повлиять на членов МОК, на резидента Томаса Баха?
Андрей Смоленский: Не думаю, что после этого двери перед нами закроются. С легкоатлетами - сложнее. Но личный вклад в создание негативного образа нашего спортсмена Макларен внес. Хотя люди в нашей олимпийской сборной крепкие. Привыкли, что в любимцах не публики, а руководителей мирового спорта чаще ходят не они, а другие. Но вот настроение спортсменам, которым 5 августа уже на старт, Макларен испортил.
Но есть же спортивные психологи...
Андрей Смоленский: Есть. Но на молодых, подчас совсем юных, обвинения в нечестности действуют тяжело. Нелегко встать и вот так взять и все наносное, ложное отбросить. Однако придется. Иного выхода нам не дано.