От той встречи и разговора с Михаилом осталось ощущение совершенно искреннего, без намека на вычурность или претенциозность человека. Простенькие кроссовки, потертая куртка. В спорах и диспутах о литературе почти не принимал участия. Не сводил глаз с Астафьева. Помнится, что расспрашивал я его тогда (как, впрочем, и другие) о знаменитых родственниках. Делился неохотно - видимо, поднадоели. Мне тогда подумалось, что сколько-то еще поживет в северной дали, потешит душу, поиграет в Джека Лондона, северную Одиссею, да вернется в столицу. Я ошибся. Вот уже 30 лет миновало со дня его поселения в Бахте. Совсем тоненькую первую книжку стихов прислал той же осенью с лаконичной надписью "На память о Днях литературы в Овсянке. Сентябрь 98". На черно-белом фото Михаил с пышной шевелюрой под битла. Черно-белые рисунки таежных видов выполнены автором. Тональность стихов и мелодия - деда Арсения. Так мне показалось.
Я просыпаюсь. И во тьме
беззвездной
Стою как тень у поручня
над бездной.
О, Муза! Что б я делал без тебя?!
А вот еще:
Среди родных и милых мне теней,
И вместе с ними молча допиваю
Тоску и славу их далеких дней.
Я навел тогда справки о Бахте. Поселок расположен в низовье Енисея. Там живет 300 человек. Охотники, рыбаки. От Бахты рукой подать и до Карского моря, и до Северного Ледовитого океана.
Наши пути-дорожки после той встречи разошлись. Изредка наталкивался в толстых журналах на его повести и рассказы. И вот нежданно-негаданно встретились в моем родном Нижнеудинске. Приехал уже за полночь на мощном внедорожнике. Из Владивостока. Привез в подарок копченой рыбы, а вот своей книги в подарок не оказалось, все раздал во время пути. Друзей и знакомцев у него хоть отбавляй. Изменился, но не сильно. Высокий и сухопарый. Угадывается немалая физическая сила. Фигура профессионального охотника. Правда, шевелюра - увы и ах. Как там у Есенина - "поредел мой волос". В квартире около одной картины задержался: "Вот это мое". А на картине местного художника - таежная избушка, замерзший ручей, и в нем отсвет лунный. Спросил Михаила, не тоскливо ли ему там, в глухомани. Пожал плечами, словно устал от несуразности часто задаваемого ему вопроса. В Бахте у него своя изба окнами на Енисей. Восход и закат в окнах. Осенью ледостав, весной ледоход. Лучшие друзья - книги - есть, связь с Большой землей тоже, а еще письменный стол, лодка с мощным мотором. Все понятно и просто. Вот река, вот таежные угодья с территорией в европейское государство. Куда и зачем обрываться? Стал называть имена молодых, уверенно входящих в литературу. Спросил мое мнение. Мне стало неловко, что я впервые слышу их таковых. О литературе, а тем более о своем творчестве больше не говорил. Делился впечатлениями о дороге, красотах Забайкалья, Амура, горных хребтов. Родины, одним словом.
Днем вышел его проводить. Когда теперь увидимся и увидимся ли, бог весть. Далеко Бахта, под Северным Ледовитым океаном.
Так же внезапно, как появился, и умчался на праворуком джипе. Довольно весомая (500 страниц) книга "Избранное" пришла мне с оказией уже позже. Повести, рассказы, очерки, стихи под одной обложкой. Прочел в один прием. Потом взялся перелистывать еще раз. Есть над чем задуматься. Жизнь меняется. Литература словно обретает другую кожу. А может, это Тарковский не похож на других своим стилем письма. Но разве его знаменитый дядька Андрей и поэт дед Арсений похожи в своем творчестве на кого-то? Свой путь, своя тропа, и крест тоже свой.
Он практически ничего не выдумывает, берет жизнь, как она есть, переносит на чистый лист бумаги. Суровые полотна Питера Брейгеля? Пожалуй что. Речь героев настолько живая и зримая, что кажется подчас, что расшифрована с магнитофонной записи. Шевельнется тепло в груди, как встретишь чисто сибирское "Шель-шевель" или "на развезях". Так говорили наши родители, а мы уже нет. А Бахта говорит. Выходит, чем дальше от мегаполисов, тем чище и первороднее незамутненный язык. И автор словно купается в этом говоре. Иногда лишь выделяет северный диалект особым шрифтом, словно щадя столичного читателя. Не раз и не два в его рассказах встречается слово "родное". Родные Енисей, Алтай, тайга.
Нет фальши. Жизнь как она есть. Вкалывают без продыха в его рассказах, пьют, умирают раньше отпущенных сроков. Пьют спирт-отраву, брагу. Есть рассказ ("Бабушкин спирт"), волком бы взвыть от прочитанного. (Опять есенинское на память "Снова пьют здесь, дерутся и плачут".) Вот колотится бабушка в северной деревне как может. Мыкает беспросветную долю. Пьет сын, пьет и безобразно ведет себя дочь Галя. А всему свидетель ее сынишка Колька. Надламывается, угасает бабушка, и он остается по существу один, продуваемый всеми ветрами и северными стужами.
А не мог бы создать Тарковский такие пронзительные вещи, если бы сам не стал частью этого северного народа.
"А может, природа - самый простой язык, на котором небо разговаривает с людьми? Может, нам не хватает душевной щедрости на любовь к ней и потому она часто видится нам равнодушной или враждебной?" И там же: "Возвращаясь, я гадал, что бы подумал Пушкин, глядя из-за деревьев на мутный просвет Тынепа, на блестящую от дождя крышу избушки, на чайник брусники в моей руке. Мне хотелось сказать ему, чтобы он не волновался, что я буду, как могу, служить России, что если и не придумаю о ней ничего нового, то хотя бы постараюсь защитить то старое, что всегда со мной и без чего жизнь не имеет смысла". (Из рассказа "Осень".)
Художник он, конечно. И кисть в его руках прописывает тонко все детали. И еще. Он пишет своих героев с натуры. Пишет такими, как они есть. И соврать или присочинить ради красивости сюжета уже нельзя. "А то стыдно и перед Витькой, и перед жизнью, которая в сто раз горше и изобретательней любой литературы!" Чрезмерно требователен к себе и своему таланту. И в этом все Тарковские схожи.
Воля. Это шукшинское слово не встретишь в его произведениях, но воля здесь на страницах присутствует незримо. Гонят ли его герои машины с Дальнего Востока, уходят ли на охоту, устремляются ли на узких лодках вверх по реке, преодолевая пороги и бурные шиверы. Запри их в городские квартиры, и через считаные месяцы они пожухнут и увянут.
Думаю, знаменитый дед Арсений мог бы быть довольным своим внуком. Но более всего бабушка, Мария Ивановна Вишнякова. (Мама Андрея Тарковского, корректор типографии, прототип главной героини в фильме "Зеркало".) По признанию Михаила, она заложила в нем три основы, открыв три двери: в русскую природу, в русскую литературу и православный храм. Вместе с внуком она часто покидала Замоскворечье ради Подмосковья, Оки, Волги. Одно лето прожили в Оптиной пустыни, ходили в скит. Любимым ее героем был Алеша Карамазов. Сложнейший роман Достоевского она отдала внуку на прочтение, когда он учился еще в 4-м классе. Читала вслух "Войну и мир" перед сном. Много рассказывала о Енисее и "нацеливала" его на таежную жизнь. Географические карты на стенах бабушкиной квартиры в дополнение к книгам Федосеева, Пришвина, Бианки довершили его воспитание.
Первая экспедиция 10-классника Тарковского была в Туву. В июне 74-го он увидел Енисей. Научился стрелять из дробового ружья и ездить на лошади. Вопроса после окончания факультета географии и биологии Московского пединститута, куда ехать, для него не существовало. Поработал научным сотрудником на биостанции в Туруханском районе считаные годы и убедившись, что научное поприще не для него, переехал в деревню Бахта, где начал работать охотником-промысловиком. Это было в 1986 году.
4 серии документального фильма "Счастливые люди" о жителях Бахты смотрел, не отрываясь, по Первому каналу. Даже не помню, когда еще с таким вниманием смотрел телевизор. В фильме несуетные люди северной окраины. Природа, люди и жизнь охотников, рыбаков, имеющая свой сокровенный смысл. Что касается названия, то счастье у каждого свое или по крайней мере представление о нем. Знаю, что Тарковский и жители деревни немало иронизировали по поводу названия. Свой же фильм Михаил назвал "Замороженное время".
Промелькнуло сообщение, что фильм о бахтинцах вышел в американский прокат, права на эту ленту купили в нескольких странах. Бахта становится известной. Вот и славно. Жаль только, что мы с вами не поднимались по порожистым рекам, не добывали царь-рыбу, не вступали на бордовые брусничные поляны.
P.S.
В селе Сростки, на горе Пикет, Михаилу Тарковскому недавно вручили литературную премию имени В.М. Шукшина. Поздравляем!