Кто здесь хозяин?
Уже много лет мне не даёт покоя карта Российской Федерации. Слева всё понятно. Там Москва, Петербург и россыпь других городов. А справа огромное коричнево-зелёное пятно. Сколько ни крути Яндекс-карту, будет лишь эта пустота размером с Францию, Германию, Италию и ещё десяток стран вместе взятых. Это нечто непонятное и пустынное, как Луна или Марс. Но только в пределах страны, гражданином которой я являюсь.
Нет, умом я понимал, что там тайга, а севернее - тундра. Произрастают растения такие-то, обитают животные такие-то, залегают породы такие-то. Но страницы учебника не дают ощущения присутствия. Я должен был побывать там физически!
Судьба пошла мне навстречу. "Росгеология" организовала пресс-тур в Красноярский край: журналистов пригласили к геологам - на поиски золота.
И вот уже нас инструктирует замдиректора АО "Красноярскгеолсъёмка" Сергей Беговатов:
- Выходить за территорию лагеря - например, чтоб красивые виды сфотографировать, - запрещено.
Наверное, это суровое слово "запрещено" звучит потому, что речь идёт о золоте: драгоценный металл, стратегическое сырьё, охрана, коммерческая тайна и всё такое…
- А кто запретил?! - продолжает свою мысль Беговатов. - Хозяин запретил! А кто хозяин?
Кто же может быть хозяином, наделённым властью запрещать: Росгеология? Министерство природных ресурсов? МВД? ФСБ?
- Хозяин здесь медведь! Это его земля.
Тема медвежьей угрозы будет сопровождать нас повсюду. Даже в инструкции по технике безопасности большая часть пунктов посвящена поведению при встрече с этим зверем. Так и написано: "Медведь требует уважения". И никакой охраны и секретности. Это тайга. Огромное пространство, куда человек лишь посетитель, зашедший ненадолго по своим мелким делам.
От Большого взрыва до мешка с сапогами
Всё начинается во дворе "Красноярскгеолсъёмки". Нас ждёт вахтовка - тяжёлый грузовик "Урал", на который установлен пассажирский салон, напоминающий автобусный. В машину загружают коробки с продуктами для геологов и мешок с резиновыми сапогами для нас, журналистов…
Нет, на самом деле всё началось чуть раньше - миллиардов десять лет назад. Ну, может, не десять, а семь - никто ведь не задокументировал. Не было ещё никакой планеты Земля, не ездила по ней вахтовка с мешком резиновых сапог. А были только звёзды. В их недрах из лёгких элементов типа водорода и гелия образовывались более тяжёлые: углерод, кремний, сера и так вплоть до железа и никеля. Дальше термоядерная реакция не шла.
Звёзды старели. Те, что помельче, тихо умирали. А более крупные - раз в десять больше Солнца - заканчивали свою жизнь взрывом сверхновых. Эти чудовищные катаклизмы порождали тяжёлые химические элементы. В иных ядрах 79 протонов слипались с 79 нейтронами - так во Вселенной появлялось золото.
Впрочем, сейчас учёные склоняются к мысли, что даже такая мощная штука, как взрыв сверхновой, не мог привести к синтезу ядра золота. Для этого требовалось ещё более экзотическое событие - взрыв нейтронной звезды.
Теперь история посвежее. Четыре с половиной миллиарда лет назад из невнятной кучи атомов и молекул начала складываться Солнечная система. Легкие вещества образовали в центре большой ком. Он набрал критическую массу и загорелся нашим жёлтым карликом. А то, что потяжелее, собралось на орбите и сформировало Землю и прочие каменные планеты. Тут тоже есть альтернативная версия - она гласит, что золото в земную кору занесли астероиды… Но пора двигаться дальше.
На планете появился человек и стал извлекать из земли металлы. Золото используется так же давно, как железо и бронза, а может быть, и дольше. Но как материал для оружия и инструментов оно слишком мягкое. Поэтому в истории человечества есть бронзовый и железный века, а век золотой так и остался символом чего-то несбыточного - драгоценного и роскошного.
На протяжении тридцати последних столетий золото было главным героем человеческой истории. Ради обладания им развязывали войны и переплывали океаны. А теперь высылают вахтовку с мешком сапог.
Английский полковник в полосатых носках
Мы едем на север от Красноярска. Пока за окном обычный пейзаж, мало отличающийся от подмосковного. Равнина, берёзки, посёлки, дачники копаются у себя на огородах… На пароме пересекаем Енисей. Я погружаюсь в сон. Просыпаюсь оттого, что свалился со скамейки. Нормальная дорога закончилась. Глядя на пассажиров вахтовки, можно подумать, что они исполняют како-то ритуальный танец, синхронно подпрыгивая и дёргая плечами.
А за окном уже не равнина, а предгорье. Видны выходы коренных пород. Их слои смяты - кажется, будто неведомый великан комкал и швырял здесь в ярости каменные салфетки. Вот эти-то слоистость и смятость, скорее всего, и обеспечили появление золота. Смесь воды, газов и прочих веществ, разогретая в недрах до 350-450 °С, пробивалась из магмы к поверхности. Она несла золото и другие вещества. Ближе к поверхности вода остывала и оставляла на своём пути золотые включения. Накапливаться им было удобнее в складках породы вроде тех, что мелькают за окном вахтовки.
- Это Енисейский кряж. Здесь сходятся Сибирская платформа и Западно-Сибирская плита. За счёт складчатости породы начали формироваться месторождения золота вроде того, которое мы сейчас изучаем, - объясняет мне начальник партии Владимир Москалёв.
Словосочетание "начальник партии" не имеет отношения к политике - речь идёт о геологической партии. Точно так же слова "я до сих пор помню каждое обнажение" полностью лишены эротических коннотаций. Это про выходы коренных пород. А фраза "Вот с Олимпиады золото повезли" никак не связана со спортом. Имеется в виду расположенное неподалёку месторождение "Олимпиадинское". Любая профессия создаёт собственный язык. Можно составить целый русско-геологический словарь: "выкидушка", "кернорез", "опоисковали"…
Мы ехали часов восемнадцать. И почти всё время я размышлял, как описать Владимира Москалёва. Мне почему-то кажется, что именно так выглядел эталонный английский полковник XIX века. Благородный нос с горбинкой, гордо поднятый подбородок. Лёгкая отстранённость во взгляде. Сочетание аристократической интеллигентности с полевым опытом, в котором было всё: холод, голод, столкновения с медведями. Он отдаёт команды со спокойной уверенностью, даже не допуская мысли, что они могут быть не выполнены…
Я комплексую перед Москалёвым. Он ищет золото. Он похож на английского полковника. Он приносит пользу стране. А я? Дополнительно смущают мои носки в бело-голубую полоску. Мне кажется, что у покорителей тайги они должны быть непременно чёрными. Вдруг замечаю, что у начальника партии из-под брюк цвета хаки выглядывают точно такие же, бело-голубые носки. Становится легче.
- Скажите, это вы открыли месторождение золота? Вас можно назвать первооткрывателем?
- Первооткрывателем? Ну, наверное, можно. Меня и ещё несколько человек.
- И что вам это даст?
- Просто почётно. В советское время за открытие месторождения премию давали, тысячу рублей. Сейчас не знаю.
- Вообще почему вы стали геологом?
- Наверное, это заслуга отца: мы с ним часто ходили в лес, охотились, собирали ягоды. Отец мой был кузнецом на заводе. Я часто приходил к нему в цех. А там шум, гам, люди. Мне это не нравилось. Вот я и захотел стать геологом. Правда, тогда ещё толком не знал, что это за работа. Сейчас я понимаю, что это очень интеллектуальная профессия. К тому же хочется приносить пользу государству и людям. Ну и лес. Я люблю его… Конечно, есть и тяготы, и холод, и зной, дожди. Но привыкаешь. Вот семье тяжело. Но жена знала, за кого выходила.
- Если верить Джеку Лондону, поиски золота - это очень азартно, почти мания. У вас была золотая лихорадка?
- Когда видишь живое золото, чистое, а не с примесями, как в вашем обручальном кольце… Наверное, лихорадка была. Но не в том смысле, чтобы себе забрать, а чтобы гордость за профессию испытать.
Владимир Москалёв улыбается. В уголке его рта замечаю коронку. Золотую.
Не совсем мрамор, не совсем золото
Дорога становится всё хуже. Спать невозможно в принципе. Под конец это уже не дорога, а просека в тайге. Но наша вахтовка проходит и здесь, слава российскому "Уралу". Последний этап - река Чиримба, которую машина пересекает по дну. Едешь, а за окном ничего, кроме воды...
И вот мы в лагере геологов. Гудит генератор, обеспечивая свет. Видны избы, навесы, сарайчики и много палаток. В одной из них мы будем ночевать. Таких сейчас в магазинах не найти: старый, выцветший до белизны брезент наверняка помнит золотой век советской геологии. Поставлена палатка основательно: нижняя часть укреплена брёвнами, в углу печка-буржуйка. Залезаю в толстый и тяжёлый спальник. Это вам не синтепон, а нечто натуральное, наверное верблюжья шерсть. Под утро просыпаюсь от холода. Заботливые геологи оставили нам дрова и мазут для розжига. Затапливаю буржуйку. Становится так жарко, что я выскакиваю наружу. Оказывается, уже 7:30, лагерь просыпается. Девушки-геологи делают зарядку.
- Физкульт-привет! Выше ногу, шире шаг, - кричит им рабочий, закуривая возле своей палатки.
- Спасибо, Слава, - отвечают девушки.
Продолжаю военную метафору. Если начальник партии вызывает ассоциации с полковником, но в самой геологическую партию можно найти рода войск и чины. Собственно геологи - это аристократы, офицеры. Они решают, что делать, где копать, где бурить, куда ударить молотком. Погон на плечах нет, вместо них полевая лупа на шее.
Роль юнкеров выполняют студенты. Обычно они делают чёрную работу, но в будущем тоже станут лейтенантами и майорами. Ещё есть буровики - особый род войск вроде сапёров. Они держатся особняком, даже бытовки свои разместили километрах в пятнадцати от лагеря.
Наконец, наиболее многочисленная группа - рядовые пехоты, то есть рабочие. Один из них сейчас сидит на груде ящиков и с задумчивой доброжелательностью смотрит на солнце, встающее над тайгой:
- Тихонов Алексей Николаевич. Здесь я пятый месяц. Работаю дробильщиком и кернорезом. Сам из села Огинское. Каждый раз возвращаюсь и решаю для себя: "Всё! Больше не поеду". Но тянет, ох как тянет в тайгу! Особенно весной.
Чаще всего в рабочие идут рукастые сельские мужики. Их заработок не намного меньше, чем у геолога с высшим образованием, тем более что значительную его часть составляют "полевые", которые выплачиваются всем одинаково - 700 рублей в день.
Алексей Николаевич отправляется завтракать. А я вылавливаю начальника партии Москалёва. Мы стоим возле поддонов, наполненных кернами, - это такие цилиндры из горной породы, поднятые буровой установкой. Все они распилены пополам (через час пила с алмазной насадкой начнёт работать, и тайга наполнится её истошным воем). Одну половину измельчают в дробилке и отправляют на анализы. Вторая остаётся здесь.
На гладком спиле хорошо видна структура породы.
- Это мрамор? - интересуюсь я у Москалёва.
- Не совсем. Известняк. Для мрамора он недостаточно метаморфизирован.
Начальник партии выбирает керны в поддоне, словно арбузы на рынке:
- Вот этот хороший.
- Почему?
- Видите белые прожилки? Это кварц. На нашем месторождении он может свидетельствовать о наличии золота. Держите.
Смотрю на кусок породы и вдруг обнаруживаю в нём золотистое включение сантиметров пять длиной. Рука вздрагивает. Вот оно!
- Золото?! - восклицаю я и передаю керн Москалёву.
Он почти рефлекторно прикладывает лупу, висящую на шее, и начинает разглядывать.
- Это арсенопирит. Сульфид такой. Он, как и пирит, часто соседствует с золотом. Их даже путают, но золото чуть другого оттенка… Пойдёмте завтракать!
Принцип воронки
Итак, я завтракаю на планете Земля, кора которой на одну стомиллионную состоит из золота. Живу я на участке суши, который именуется Российской Федерацией. В последние годы моя страна рванула вперёд в плане добычи этого металла. Сейчас она то ли третья, то ли вторая, уступая всерьёз только Китаю и конкурируя с Австралией. Красноярский край уже много лет занимает первое место в стране по объёмам добычи, раза в два опережая легендарную Магаданскую область. Залежи там, может, и побогаче, но добывать золото менее выгодно из-за ещё более сурового климата и высоких транспортных расходов.
Теперь непосредственно о Марокском месторождении, которое обнаружил Владимир Москалёв с коллегами. Никакого отношения к африканской стране оно не имеет, а своим названием обязано речушке Мароко, которую можно перейти вброд за полминуты (я это проделывал раз двадцать, когда гулял по окрестностям лагеря геологов). Она впадает в реку Чиримба, которая гораздо шире - под сотню метров. Что золото в этих краях есть, люди знали давно. Старатели появились здесь ещё в середине XIX века. Известно, что в 1914 году тут работал прииск "Благонадёжный". Но счёт добыче шёл на килограммы. Сейчас речь идёт о десятках тонн.
Поиск золота напоминает воронку. Сначала совсем широко, потом всё более и более узко. Начинается с теоретических изысканий - где может быть много драгоценного металла? За долгие века наука накопила немало данных на сей счёт (хотя споры о том, с какими горными породами и процессами связаны месторождения, ведутся до сих пор). Настоящие поиски сокровища начинаются как в романе Стивенсона - с карты. Только карта эта геологическая. Нормальным считается масштаб 1:200 000 (два километра в одном сантиметре). Если место кажется интересным, делают съёмку 1:100 000, 1:50 000, а порой и ещё подробнее.
Дальше - поисковые работы: общие, детальные, поисково-оценочные. Воронка сужается. Если потенциальное месторождение обнаружено, начинается разведка. Она тоже проводится с разной степенью доскональности: предварительная, детальная и так далее. Камера наезжает - кадр укрупняется.
Сейчас местность рядом с Марокой покрыта сетью траншей. Бульдозер снимаем грунт, из обнажившихся коренных пород чуть ли не каждый метр берут образцы. Детально их описывают - каждый. "В интервале 91,5-91,8 м сланцы брекчированные, на плоскостях и сколах в сланцах плёнки от рыжеватого до сине-чёрного цвета, сланцы плитчатые с непонятными элементами залегания" - читаю я в полевом дневнике, который для геолога такой же обязательный инструмент, как молоток, лупа и горный компас.
Одновременно с траншеями сужается сеть буровых скважин. Бурят обычно до 200-250 метров в глубину. Дальше не имеет смысла, ведь золото здесь добывают только открытым способом.
Мы сидим в штабной избушке. Владимир Москалёв склонился над картой. Сходство с английским полковником усиливается: командир разъясняет план грядущей битвы (опять эти милитаристские аналогии).
- Рудное тело вытянуто с севера на юг, - показывает он на продолговатые красные линии на карте. - Первоначальная оценка была сто тонн. Потом стали изучать тщательнее. В итоге вышло скромнее, в районе сорока тонн. Это тоже неплохо. Поехали, сейчас всё сами увидите.
И вот мы снова в вахтовке, которая продолжает удивлять чудесами проходимости. Москалёв садится рядом с водителем, зажав между ног ружьё.
- А вдруг глухаря встретим?!
Но когда мы действительно замечаем самку глухаря - копалуху, Владимир смотрит на неё и убирает ружьё:
- Пусть себе бегает.
Приезжаем на участок, где грунт уже снят и пробы взяты. По траншее важно ходит геолог Даша, демонстративно постукивая молотком по породе.
- Прислушайтесь: сланцы звучат глухо, а кварц как будто звенит. А вообще, конечно, в нашей работе есть доля везения, доля фарта.
Москалёв показывает нам участок, утыканный деревянными колышками с номерами:
- Вот тут две кварцевые жилы сходятся. Здесь мы нашли самую большую золотинку, два с половиной сантиметра. Она внутри породы была, но мы взяли кислоту - минералы растворились, а золото осталось. Кстати, вон из тех кустов на меня как-то медведица с медвежатами вышла. Я поверху стрельнул, чтоб не задеть. Она и ушла, - Москалёв снисходительно улыбается и снова указывает молотком куда-то вниз - А вот видите, арсенопирит блестит? Содержание золота тут 21 грамм на тонну. В среднем же на месторождении 5-10 грамм.
Прикидываю: чтобы извлечь весь драгоценный металл, придётся переработать сотни тысяч тонн породы, пригнать циклопическую технику вроде грузовиков "БелАЗ" с колёсами выше человеческого роста. Правда, когда это произойдёт, до конца не ясно. Может, через несколько лет, а может, никогда. Но это уже вопрос не к геологам. Они свою работу практически закончили и могут праздновать победу. Кстати о праздновании…
За тех, кто в поле!
- Это правда, что в отряде сухой закон? - интересуюсь я у Москалёва.
- Да, для рабочих сухой закон.
- Как же вы его поддерживаете?
- Очень просто. Им негде взять алкоголь. Вот как до ближайшего магазина добраться? Никак.
- А у геологов тоже сухой закон?
- У геологов нет.
Я замолкаю в предвкушении вечера. Один из самых устойчивых мифов о геологах гласит, что эти люди пьют много. Очень много. Очень-очень много.
Наступает вечер. Мы сидим в избе, построенной геологами. Здесь живут Даша и Настя, здесь же работают с картами и полевыми дневниками.
Сегодня тройной праздник. Во-первых, приехали журналисты, то есть мы. Не хочу переоценивать значимость нашего визита, но пресса в этих местах, кажется, впервые. Во-вторых, завтра конец сезона. Позади пять месяцев упорной работы. Ну и наконец, сегодня день рождения пресс-секретаря "Красноярскгеолсъёмки" Татьяны. Если бы проводился конкурс на лучшего пресс-секретаря, я бы не задумываясь отдал ей свой голос. Каким-то мистическим образом Татьяне удаётся быть своей и среди журналистов, и среди геологов.
В общем, тринадцать человек, тайга и тройной праздник. Внимание, вопрос: сколько бутылок водки было выпито? Большинство моих знакомых были непреклонны: тринадцать, двадцать шесть или тридцать девять.
А теперь правильный ответ: одна. Одна! Командир отряда Антон с ювелирной точностью трижды разлил имевшиеся поллитра по тринадцати стаканам (примерно двенадцать грамм за один приём).
- Третий тост положено пить за тех, кто в поле. То есть за нас!
Собравшиеся торжественно чокаются двенадцатью граммами. На этом "пьянка" заканчивается. Завтра ещё работать. Отправляюсь к себе в палатку.
Женская профессия
Снова над Чиримбой рассвет. Местные красоты бесполезно описывать. Фотография тоже не передаёт этот почти наркотический кайф. Лучше я про людей. Кроме начальника партии в лагере сейчас пять геологов. Вот неторопливо шагает командир отряда Антон. Ему двадцать семь, в партии Москалёва почти все молодые. Бородатый, с виду суровый, с ножом на поясе - эдакий немногословный мачо. Не до конца понимаю, как ему удаётся руководить десятками рабочих, многие из которых годятся ему в отцы, а то и в деды. Но мужики его власть признают. Выходит из избы и куда-то направляется Александр, он же Саша, он же Шурик. Слегка сутулый, кажется тихим и нерешительным.
Теперь девушки. Да, геология становится всё более женской профессией. Вряд ли условия жизни и работы стали легче - дело в другом. В 90-е годы геология пострадала сильнее других наук. Исследования не финансировались, конкурс на геологические факультеты упал ниже одного человека на место, романтический образ остался в прошлом. А может, это общее разрушение культурных стереотипов. Так или иначе геология перестала быть чисто мужской профессией точно так же, как экономика - чисто женской. Вот возится с образцами Даша. Все три дня, что я был в лагере, она отпускала шутки со скоростью одна острота в минуту. При этом тоже хочет казаться суровой - всё время таскает с собой ружьё. Она окончила университет три года назад:
- После школы подавала в разные вузы. Вообще юристом хотела быть и на экономиста пробовала. Понесла документы в Сибирский федеральный университет. Подошла женщина и стала агитировать поступать к ним. Я даже толком не поняла куда. Так и стала геологом. Думала, буду учиться с мальчиками. А когда вывесили лист зачисленных, оказалось, что там 22 девочки. И всё.
- И как девушке среди геологов?
- Да хорошо! Мальчики тебе и воду принесут, и дрова наколют.
- А физически?
- Тяжёлая работа. Иногда поясница просто отваливается, колени хрустят. Да нормально всё!
- И как же ты живёшь без связи, эсэмэсок, фейсбука, новостей?
- Я рада, что здесь нет связи. Я не знаю, сколько стоит бензин, что на Украине, что с долларом. Здесь если что-то случится, ты должен помочь и тебе должны помочь. Конечно, в цивилизации жить лучше, но это условия работы. Стараемся адаптироваться. Вот недавно на ноутбуке начала "Игру престолов" смотреть.
- Тебе не кажется это страшно однообразным - траншея с одними и теми же породами, которую надо методично описывать метр за метром?
- Нет здесь никакого однообразия! Сланцы - они разные.
В избу, где мы беседуем, заходит вторая девушка, Настя. В её облике есть что-то очень уютное, домашнее. В геологию она тоже попала случайно:
- Институт был совсем рядом, через дорогу. Очень не хотелось стоять в долгих красноярских пробках. Документы подавала наобум и даже представить не могла, что эта специальность станет для меня делом жизни. Но сидеть в офисе - точно не моё. Друзья были в шоке, оттого что я надеваю какие-то страшные сапоги и уезжаю жить в тряпичной палатке. С родителями обмениваюсь письмами и посылками. Письма важнее. Как-то я очень обиделась на маму, когда она прислала мне конфет и прочих вкусняшек, а письма не было… Вообще, это трепетный момент: когда студенту приходит письмо, он уходит на берег, чтобы побыть в одиночестве. Все это понимают и его не трогают.
Самая старшая из женщин - Елена Николаевна. На берегу Чиримбы она показывает нам, как промывать образцы раздробленной породы, чтобы оценить количество золота:
- Я это каждый день делаю, в любую погоду. Однажды подморозило, и река льдом покрылась. Но промывать всё равно надо. Я ногой льдину оттолкнула и стою, промываю…
Ведро с желтовато-серым порошком ставится в реку так, чтобы вода покрывала его.
- Берём палку. Аккуратно мешаем в ведре.
По реке, словно дым, расползается мутное пятно из мелких частиц.
- Теперь пересыпаем…
Главный инструмент золотоискателя - деревянный промывочный лоток - не изменился за многие столетия. Елена Николаевна совершает почти мистические пассы руками. Здесь тоже работает принцип воронки. Сначала вода уносит каменную пыль. Потом в реку уходит основная часть минералов типа кварца и кальцита - лёгкая фракция. Среди остатков песка блестит арсенопирит, чернеют окислы железа, и вот они, чешуйки золота.
- А вы не боитесь, что золото при промывке уплывёт? Жалко будет.
- Не боюсь. Годы тренировки, знаете ли…
"Геолог должен быть универсальным…"
Снова вахтовка. Мы едем на выкидушку - место, где работают отдельно от основной части отряда. Над тайгой высится буровая установка. Рядом очередная траншея. Ещё один геолог - Алексей стоит, оперев ногу на кусок известняка. В его руке молоток, на шее лупа.
Если бы кто-то взялся снимать фильм о современных геологах, Алексея бы вряд ли взяли - слишком романтический образ, слишком одухотворённое лицо. Напоминает ссыльного декабриста.
- В старших классах мне очень нравилась география. Хотелось, чтобы будущая работа была связана с картами. А геология - я и слово это до конца не понимал. Но вот… Поступил.
Алексей бьёт молотком по породе. Раздаётся глухой звон.
- Тяжело ли потом адаптироваться к городской жизни?
- Если провести в поле больше трёх месяцев, то в большом городе начинаешь подтормаживать. Не понимаешь, откуда столько движения.
Алексей сосредоточенно рассматривает образец.
- Геолог должен быть универсальным. И собственно геологом, и начальником, и психологом.
- И когда он становится психологом?
- Ну, например, когда у рабочих случаются проблемы и они приходят к тебе душу излить.
- Когда вы в первый раз увидели золото?
- Дело было на практике. Мы шли по траншее с начальником партии. И тут кто-то к нему подходит с образцом и спрашивает: "Это золото или нет?" Оказалось, что золото - довольно крупное включение, миллиметра четыре в поперечнике.
- И какое было ощущение?
- Восторг, возбуждение.
- А сейчас оно какие чувства вызывает?
- Моя золотая лихорадка продолжалась всего пару дней. А потом золото стало просто металлом, работой. Нашёл, задокументировал - и всё.
- И всё?
- Ну, наверное, когда в ювелирный магазин захожу, то вижу, насколько там золото от природного отличается. Вот, например, ваше обручальное кольцо - оно рыжеватое. А природное золото ярко-жёлтое. Я его ни с чем не спутаю: ни с пиритом, ни с арсенопиритом. У него особый блеск, ни на что не похож.
Тем временем бурильщики завершают работу. Извлекают керны - всё тот же известняк, похожий на мрамор.
- Рифей, - поясняет Алексей, разглядывая поверхность керна через лупу.
В одном слове целая история. Примерно миллиард лет назад здесь плескалось море. Никаких рыб, только примитивные существа вроде водорослей, губок и одноклеточных. Никакого Сибирского федерального округа - лишь суперконтинент Родиния и гигантский океан Мировия…
Мы садимся в вахтовку. Ужин. Сон в палатке. А утром над тайгой появится оранжевый вертолёт, который увезёт нас обратно в Красноярск. Из окна я буду смотреть на то самое зелёное пятно, которое не давало мне покоя… Вот и всё. От гигантской поездки у меня останется лишь кусок керна, подаренный Москалёвым. На фоне светло-серого известняка блестит что-то желтоватое. Наверное, арсенопирит. Но может, есть в нём и чешуйки золота. Определить не могу. Увы, я не геолог.