За первые 8 месяцев 2016 года израсходовано почти 1,6 триллиона рублей из 3,6 триллиона, находившихся в Резервном фонде в начале года. И это еще не самый пессимистический результат - по февральским оценкам Аналитического центра при правительстве России, при имеющейся внешней конъюнктуре расходы могли бы превысить и 1,9 триллиона рублей.
Есть, конечно, еще Фонд национального благосостояния, объем которого (73 миллиарда долларов) более чем в два раза превышает Резервный фонд, но цели этого фонда другие, его использование для финансирования бюджета - радикальная мера, а главное, это станет серьезным негативным сигналом структурной неустойчивости российской бюджетной политики.
Где тогда искать деньги для финансирования дефицита? Проще всего, как в известном анекдоте, делать это "под фонарем", то есть в тех отраслях, где видна прибыль. Прежде всего в нефтегазовом секторе.
Порядок суммарной чистой прибыли крупнейших нефтегазовых компаний в 2015 году - 2-2,5 триллиона рублей, он может несколько снизиться в 2016-2017 годах на фоне снижения цен на нефть. Порядок вероятного дефицита федерального бюджета в 2017 году при цене на нефть в районе 40 долларов может быть несколько больше, свыше 2,5 триллиона рублей.
Есть несколько путей увеличить налоговую нагрузку на нефтяников. Основной - повышение (примерно в полтора раза) налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ). Если базовая ставка НДПИ увеличивается в полтора раза (соответственно фактическая ставка возрастет примерно на 3000 рублей за тонну), то дополнительный доход федерального бюджета от этой меры может достигнуть 1,3 триллиона рублей. Грубо говоря, в этом случае бремя дефицита бюджета в 2017 году делится пополам между государством и его Резервным фондом, с одной стороны, и компаниями нефтегазового сектора, с другой стороны (одну пятую этой суммы де-факто компенсируют региональные бюджеты за счет снижения налога на прибыль). В этом случае Резервного фонда вполне может хватить на 2017 год и в нем еще останутся средства.
Таким образом, сбалансировать фискальную систему за счет нефтегазового сектора можно. Но государству надо попытаться одновременно решить две другие трудно совместимые с этой задачи. Во-первых, обеспечить стабильность "правил игры", чтобы не отпугнуть инвесторов, особенно в преддверии приватизации пакетов акций госкомпаний. Во-вторых (по порядку, но не по значимости), улучшить структурные характеристики отраслевой налоговой системы в целом, включая устойчивость к внешним шокам с учетом исчерпания большей части Резервного фонда и сохранения посредственной конъюнктуры на сырьевых рынках. Но и компании нефтегазового сектора заинтересованы в том же самом, вопрос - в распределении издержек, и еще более важный - в новых правилах на средне- и долгосрочную перспективу.
Последствия балансировки бюджета за счет нефтегазовых компаний будут весьма болезненными для них - потеря половины прибыли ради государства может быть еще относительно приемлемой для госкомпаний, для частного сектора - уже с трудом. На самом деле риски самих нефтегазовых компаний (в том числе и частных), возникающие при несбалансированности государственного бюджета, могут оправдать и такой компромисс в глазах инвесторов. Но вряд ли оправдают постоянный поиск компромисса.
В связи с этим особую важность приобретают другие элементы пакета мер реформирования налоговой системы, который в эти недели пытаются согласовать органы власти между собой и с компаниями.
Речь идет о формировании новой модели налогообложения для нефтегазового сектора с акцентом на финансовый результат - пусть теперь и сменилось название, и речь идет о дополнительном доходе. Аргументы в пользу системы с сохранением НДПИ (прежде всего низкие возможности манипулирования) и системы, основанной на финансовом результате (экономическая эффективность), рассматривались уже неоднократно, сейчас особенно важно, чтобы пакет налоговых изменений содержал встроенные стабилизаторы. Ведь когда налоговая система, как сейчас, предусматривает изъятие всех или почти всех дополнительных доходов нефтегазовых компаний при высоких ценах и минимизацию налоговой нагрузки при низких ценах, то конъюнктурные риски перекладываются с компаний на государство. Но потом оказывается, что эти риски все равно приходят к компаниям, как только государству начинает не хватать денег. Все участники чувствовали бы себя спокойнее, если бы зависимость налоговой нагрузки от цен была бы более равномерной.