Распределение наград Каннского кинофестиваля в этом году вызвало немало разговоров - жюри, возглавляемое австралийским режиссером Джорджем Миллером, последовательно проигнорировало почти все то, что хвалили кинокритики, и выписало Золотую пальмовую ветвь 80-летнему патриарху британского кино Кену Лоучу за драму "Я, Даниэль Блейк". И чем больше картин из конкурса Канн добирается до российского проката, тем понятнее становится, что решения Миллера и впрямь были как минимум странными.
Дело вовсе не в том, что Лоуч снял плохое кино. "Я, Даниэль Блейк" - крепкий и породистый представитель британского социального реализма, с которым как раз связывают имя Лоуча. Собственно, Лоуч наряду с Майком Ли почти полвека назад и создали феномен британского кино про "униженных и оскорбленных" и "бедных людей", благодаря им на экраны шагнуло поколение "молодых рассерженных" персонажей. Ранние картины Лоуча ("Кес", "Семейная жизнь"), снятые в пику костюмным тори-драмам, - это кино бунта, полное гуманизма и сострадания к своим героям и ненависти к системе.
Спустя полвека и сострадания, и гуманизма, и ярости Лоучу не занимать. Главный герой его новой картины - 59-летний столяр Даниэль Блейк - становится заложником бюрократической логики. Из-за случившегося сердечного приступа он не может продолжать работать, однако в то же время при тестировании Блейк не набирает нужного количества баллов для того, чтобы получать пособие по состоянию здоровья. Оставшись без средств к существованию, Блейк пытается победить систему, но та своим подчеркнуто вежливым равнодушием и нежеланием признать абсурдность собственных решений одерживает верх. Не только над Блейком - вторую героиню фильма Лоуча, мать двоих детей, с которой Даниэль знакомится в очередном казенном учреждении, действия системы буквально выталкивают на панель.
Это предельно простое и честное кино, суть которого целиком и полностью исчерпывается его содержанием - и при прочих обстоятельствах вряд ли кто-то бросил бы в эту картину камень. Лоуч верен себе, в свои совсем не юные годы он по-прежнему в отменной форме. И глупо предъявлять ему претензию, что ничего нового к тому, что он уже сделал, эта картина не добавляет. В конце концов он просто сделал еще один отличный фильм, с которого кто-то из молодого поколения зрителей, быть может, начнет знакомство с его фильмографией и не будет при этом разочарован.
Другое дело, что смысл престижных фестивалей, и в первую очередь Каннского, - формировать киномоду и фиксировать важные тенденции в развитии киноязыка. У каннского жюри в этом году была масса картин, которые в самое ближайшее время обретут статус классики. И выбрать из этой россыпи жемчужин невзрачный камень нужно было, конечно, умудриться.