ГРМ к осени сделал основательную и очень красивую выставку "Василий Кандинский и Россия", собрав полторы сотни работ из 14 музеев и представив их в контексте русского искусства: от вологодских расписных прялок, дверей и наличников, деревянных лошадок и лубков - до работ Елены Поленовой, Николая Рериха, Давида Бурлюка, Марианны Веревкиной и Алексея Явленского...
Кураторы ГМИИ им. А.С. Пушкина не стали повторяться. В отличие от ГТГ, они сфокусировались не на легендарных полотнах, а на камерных, редко показываемых росписях на стекле (точнее - под стеклом, поскольку краска наносилась на оборотную сторону стекол), которые Кандинский называл "багателями", то есть "пустячками", "вещицами", "безделицами".
Французское словечко bagatelle обычно вспоминают, когда речь заходит о небольших и несложных музыкальных пьесах. Кандинский, для которого музыка и живопись были равно родными стихиями, обозначил так свои работы маслом под стеклом, сделанные в технике немецких народных росписей - Hinterglasmalerei. В деревнях Южной Германии они выполняли разом роль и назидательного лубка, и волшебного витража. Кстати, на выставке Кандинского в Русском музее тоже показывали несколько его подстекольных росписей. Но, разместив "Багатели" в Галерее искусств стран Европы и Америки XIX-XX века, кураторы ГМИИ им. А.С. Пушкина тем самым мягко акцентировали, что Кандинский оказался наследником минимум двух традиций - немецкой и русской.
Немецкий был для него Muttersprache, в буквальном смысле - языком матери, почти таким же родным, как и русский. А московские багатели 1917-1921 годов кураторы нынешней выставки "зарифмовали" с русским лубком, которым увлекался Кандинский ("Моя старая мечта иметь лубок "Страшный суд", по возможности, старый, примитивный (со змеями, чертями, архиреями и проч.)", - писал художник Николаю Кульбину в 1911 году), и немецкими подстекольными росписями конца XIX - начала ХХ века...
Надо сказать, что рассматривать эти яркие простодушные примитивы из коллекции Владимира Спивакова - отдельное удовольствие. На них библейские и евангельские сюжеты пылают красками непременно в окружении цветов... Там черноусый святой Георгий на белом коне похож на влюбленного молодца... А святой Петр виновато смотрит на белого петушка - напоминание о том, что он трижды отрекся от учителя в страшную ночь ареста - до того, как пропел петух...
Переняв технику народных росписей в багателях, Кандинский сохраняет яркость красок, декоративность работ, но отнюдь не сюжеты. На его стеклышках появляются гармонист, город на острове Буяне, пастушок в лаптях с дудочкой... А рядом с этим фольклорным набором, отдаленно напоминающим мотивы иллюстраций к сказкам Билибина и абстракции самого Кандинского, изящная всадница на розовом коне взмывает над городом, где в саду девицы играют в бадминтон... Декоративность, игра, теплый юмор и яркость примитива превращают багатели в праздник. Если вспомнить, что многие из них были созданы вскоре после знакомства в сентябре 1916 года с юной Ниной Андреевской, на которой 50-летний художник женится в феврале 1917-го, то камерные "безделицы" - свидетельство счастья любви и радостных надежд...
Любопытно, что кураторы выставки проводят параллель между багателями 1916-1921 годов и ранними гравюрами на дереве 1903-1904 годов, объединенными Кандинским в альбом "Стихи без слов". При том, что черно-белые гравюры аскетичны, строги и изящны, как стихи средневековых трубадуров, а багатели ярки и жизнерадостны, их многое сближает. Хотя бы то, что и гравюру на дереве, и роспись "под стеклом" художник делает, учитывая зеркальный эффект для зрителя. Кроме того, в гравюрах, как и в багателях, художник смешивает фольклорные мотивы и техники, свойственные русской и немецкой традиции. Рядом с точеным силуэтом замка на скале над Рейном вдруг появится гравюра "Гомон", где луковки явно московских куполов окружают базарную площадь...
Но есть и другая причина для выстраивания параллели. "Стихи без слов" Кандинский создает в момент счастливой влюбленности в Габриэлу Мюнтер, когда любовь (и тайная помолвка) идет рука об руку с поиском собственного художественного языка, дружбой с немецкими художниками, созданием в Мюнхене объединения "Синий всадник"... Яркие веселые багатели тоже "песни без слов", но исполненные ради другой Прекрасной Дамы, будущей Нины Кандинской... Нина, кстати, после свадьбы тоже попробует делать багатели - по рисункам мужа. На выставке можно увидеть эти ее "безделицы"...
В итоге нынешняя выставка позволяет услышать музыку "стихов без слов" и песен под гармонику - об острове Буяне, о прекрасной амазонке и голубых львах и счастливой любви... Песен камерных, очень личных и, кажется, ничего общего не имеющих с автором "Композиций", которого в 1911-1913 годах занимали образы Потопа и Страшного Суда... В феврале 1917-го он думал, кажется, только о любви.