Резко негативная реакция, часто встречающаяся в отношении фильма в нашей стране, нередко касается того обстоятельства, что Кустурица, по мнению многих, устраивает балаган из трагической страницы истории стран бывшей Югославии, бесчестя тем самым страшные жертвы кровопролитной гражданской войны. Такой вывод представляется на редкость здравым, если он исходит из традиционного понимания войны, в которой есть победители, а есть проигравшие, где есть зло, а есть народная мощь, готовая противопоставить ему все без остатка. Но в югославских войнах - как начала, так и конца двадцатого века - нет победителей и проигравших среди тех, кто непосредственно участвовал в конфликте. Проигравшими оказались все, вне зависимости от территориальных приращений, облегчения доступа к зарубежным грантам, а в выигрыше оказались интересы, внешние интересы.
Кустурица в присущей ему абсурдистской манере попытался ступить на шаг дальше, чем другие режиссеры, снимавшие военное кино на Балканском полуострове в девяностые. Они - очень часто талантливо, запредельно проникновенно, отчаянно и точно - анатомизировали страшные будни, зачастую будучи очевидцами тех событий, которые были положены в основу их работ. Они снимали кино о страшной катастрофе, которая прокралась в этот удивительный пестрый край, который, как до некоторых пор казалось, навеки спаян памятью о едином порыве сотен тысяч во времена Второй мировой.
И практически никто из них не занимался разработкой темы о том, что наступило после. После - было современное бытовое кино. Потому что эмоционально вынести и пережить случившееся, не тронувшись умом, можно было, только погрузив себя в некое забытье. А достижению этого состояния традиционно помогает обезоруживающий и абсурдный, вездесущий и беспощадный балканский юмор, помноженный на сюрреализм жизни в этих краях, хорошо знакомый всем интересующимся культурой Балкан.
Фильм распадается на "до" и "после", но граница между этими частями безнадежно стерта и распылена, подобно галактике под названием Млечный Путь, рождая бесконечное "настоящее". Кустурица любовно показывает волшебный живой мир, который, пока он существует в относительной целостности, умудряется покрывать собою некоторые ужасы войны. Турецкие, австро-венгерские, югославские людские порядки сосуществуют в причудливом симбиозе, напоминающем законы природы, где каждая травинка и каждый зверек знает свое место.
И это продолжается до тех пор, пока в людях, подобно стае ничего не ведающих домашних гусей, провокациями и насилием не порождают жажду мстить, убивать. Кем-то посторонним ставится метафизическое корыто с кровью, будящее в строптивых, но в общем-то незлобивых тварях страшные инстинкты. Как оказалось в очередной раз, люди способны перещеголять самых немилосердных хищников, и Кустурица это показывает во всей красе.
Маленький человек Коста и роковая женщина, встретившаяся ему на пути, становятся только яркими движущимися пятнами на истерзанной земле и обезображенном ландшафте. Абсурд и ужас показанного на экране (возможно, подпитанного переживаниями от других событий недавнего прошлого, кадры которых облетели весь мир) вызывает смятение и отвращение, и больше ничего. Тут нет героики, нет подвига, ему негде быть. Тут есть два закона - закон войны, который попирает все человеческое, и закон природы - иногда, в самые неожиданные минуты, проявляющий истинное лицо мироздания, не величаво-равнодушное, а глубоко милосердное. И когда под нечестивыми разверзнется бездна ада, другие узрят, как дитя протянет руку свою на гнездо змеи.
4.0