Эта внезапная перемена всех человеческих устремлений, массовое поклонение золотому тельцу могли бы вовсе уничтожить высокую словесность - как часть того мира, который нельзя ни продать, ни купить. Но вот что удивительно: русская поэзия именно в это время стала тоньше, мудрее и глубже. Массовый исход графоманов в более прибыльные сферы деятельности позволил настоящим поэтам вздохнуть и оглядеться - как альпинистам, испытавшим долгий подъем.
Валерий Дударев - один из этих немногих альпинистов. В 1990-е он не бросил ремесло, обрекавшее если не на нищету, то на бедность. И не стал дожидаться, когда люди вновь будут относиться к русскому слову как к Божьему дару.
Поэт живет одной жизнью со своим читателем. Его лирический герой не смотрит свысока на тех, кто по жизненным обстоятельствам погружен в выживание и забыл, что это такое - счастливо забыться над "Войной и миром". Валерий как редактор легендарного журнала "Юность" сам обременен каждодневной заботой: где найти деньги на выпуск очередного номера.
Но в стихах Валерия тщета повседневности и тяготы быта всегда побеждаются порывом к небу Пушкина, к стихиям Лермонтова, к прозрениям Тютчева...
Иногда этот порыв так резок и страстен, что у читателя замирает сердце от перепада высот. И ловишь себя на той же мысли, что когда-то настигала тебя при чтении Цветаевой: а хватит ли у тебя дыхания, хватит ли сердца дочитать эти стихи до конца?..
Но это - спасительный перепад. Без него - без этого рывка от земли в космос - русский человек впадает в расслабление, уныние и позорную вялость.
Поэзия Дударева, надеюсь, оправдает нас в глазах потомка, и он скажет: "А ведь они не влачили существование - они жили!"
...Забыть торгашей-паразитов.
Войти
в тишину,
в синеву.
И словно о давнем,
забытом
Спросить удивленно:
"Живу?"
Пяти-,
девяти- ли
этажка -
Все годно
на быт,
на ночлег.
Везде по-звериному тяжко
Тянуть перегруженный век!
Всегда человечески жутко
Отдать свое сердце барже!
А жизни всего на минутку
На том неземном этаже.
Валерий Дударев родился в Москве в 1965 году. Отец - фронтовик, юнга Балтийского флота. После школы сменил много рабочих профессий, служил в армии, скитался по стране от Москвы до Магадана. Окончил филологический факультет МПГУ. Главный редактор журнала "Юность".
"Как изменились мы! Как снег не изменился!.."
Зимняя элегия
Смотрю на снег - и взгляд
не оторвать!
На что еще так можно
засмотреться?!
Так начинаешь бренность
понимать
Всего...
Сильнее грусть.
Сильнее бьется сердце.
Грусть оттого, что время
так бежит,
Что ни один пейзаж
не сохранился.
Как изменился мир!
Как изменился быт!
Как изменились мы!..
Как снег не изменился!
Быт стал чужим,
мир стал еще грустней,
Душой мы стали
одиноки,
А за окном все тот же
добрый снег.
Глубокий снег -
предвестник дум глубоких!
Представлю:
степь,
поземка,
бег саней.
На тройках прошлого
выскакивают тени!
Но что же там желанней?
Что ясней?
Все тот же снег.
И Пушкин!
И Есенин!
Пусть снег идет!
Он вырвется
из тьмы
Веков.
И правнук мой на лыжах
пробежится!
Мы все сметем!
Все уничтожим мы!
Но снег пойдет, и что-то
сохранится.
* * *
Россия не поет.
Россия умирает.
Как мертвенно бледны! -
и брошены стога.
Безропотны леса... И время
замирает.
Ужели эта Русь была мне
дорога?
Напрасно горевать,
попутку ожидая, -
Отсюда не сбежать,
не вырваться уже.
Лошадка на холме,
понурая, худая,
Да несколько лачуг на дальнем
рубеже -
И всё!
И так везде - без смысла,
без подвоха -
На сотни долгих верст,
на сотни гиблых мест
На всех одна душа, на всех одна
эпоха,
Лошадка, и стога, и лунный
перекрест.
Кого искать в полях?
Пророка?
Скомороха?
Деревня умерла - не плачет,
не болит.
Лишь у колодца хмур, лаская
кабыздоха,
Далекой той войны последний
инвалид.
Из цикла "К Марианне Андреевне"
След
Подорожники!
Бренными,
Ну, а все же дорожками!
Мы блуждаем вселенными -
Заревые,
дотошные.
За гримасами,
жестами -
Воскрешенные лица!
След второго пришествия
Нескончаемо длится.
В погребальной эмоции
Все березы из ситца.
Сны Есенина,
Моцарта
Разве могут не сбыться?
* * *
В эпоху смут и революций
селиться лучше вдалеке
от этих смут и революций,
соорудить домишко куцый
в забытом Богом уголке.
Поверь, другого места нету,
спастись от глупого декрету!
Пока дурной декрет дойдет
в страну избушки и колодца -
глядишь, а то уже пройдет,
что революцией зовется.
Памяти Новеллы Матвеевой
Новелла тихо померла -
Предельно поздно.
Под утро божьи помела
Сметали звезды
И зайчик солнечный уже
Плясал, качался -
На камергерском этаже
Все как в начале...
Нет!
Не отлили монумент
В цеху особом
И ни студент, ни президент
Не шли за гробом.
Челнок лишь в жажде
новых вех -
Скрипел, качался.
Но тут совсем не человек -
Тут жанр скончался!
Тут переделал Чехов "Нос",
А Гоголь - "Чайку",
Тут не шекспировский
вопрос
Про чрезвычайку...
Жасмин любила невпопад,
С гвоздями ветер -
Жила-была землею над
На белом свете.