Борис Васильевич, вывод из 133-суточного ледяного дрейфа ледокола "Михаил Сомов" завершилась летом 1985 года. Ваш ледокол "Владивосток" 26 июля обколол лед вокруг "Сомова" и 11 августа оба судна вышли на чистую воду. Начальник экспедиции Артур Чилингаров, капитан ледокола Валентин Родченко и вы получили за этот подвиг звезды Героев. Когда вышел указ о награждении?
Борис Лялин: В феврале 1986 года. Меня это известие застало в очередной полярной экспедиции. Орден Ленина и медаль "Золотая Звезда" вручили намного позже. И весь экипаж вертолета получил госнаграды.
А за 2000-километровый перелет награждали?
Борис Лялин: Нет. Знаете, если награждать за все, что в Антарктиде в те годы делалось и делается сегодня, то наград не хватит. Это наша работа.
Помогите разобраться: согласно фильму "Ледокол" в операции по спасению "Михаила Сомова" был задействован один вертолет Ми-2 и один пилот. Но в реальности на "Сомове" было два вертолета и два полноценных экипажа. Плюс ваш Ми-8 на ледоколе-спасителе "Владивосток". Что-то я уже начинаю путаться…
Борис Лялин: По поводу фильма. Я его два раза пересматривал. Решил, что с первого раза что-то пропустил. В кино на корабле экипаж вертолета состоит из одного человека! Он что, по замыслу авторов сценария, и вертолет обслуживал, и сам на нем летал? Поэтому этот фильм лучше не разбирать. Он художественный, а не документальный. Я для себя так решил: он не про авиацию, он про ледокол.
В реальности на "Михаиле Сомове" было два вертолета. Но к нашему прибытию все перемерзло, они не смогли даже освободить площадку. Поэтому мы садились не на "Сомов", а на лед, рядом. Руководство приняло решение: работает только мой экипаж. Мы и летали.
Фоторепортаж: Герой Советского Союза вертолетчик Борис ЛялинЧитал, что ледокол "Владивосток" попадал в страшные шторма, с палубы смыло 180 бочек с горючим, в том числе с авиационным керосином для вертолета. Крен достигал 40 градусов. Во время перехода - жара, плюс 30, а в Антарктиде - примерно от 45 до 50 градусов мороза… Это все не преувеличение?
Борис Лялин: Вообще-то, именно так все и было. Во время перехода из Владивостока до Новой Зеландии было жарко. Ледокол старой постройки, кондиционеров, конечно, не было. Но до Новой Зеландии дошли более-менее нормально. А дальше… Ледокол, он же как яйцо. Причем, буквально: у судов типа "Владивосток" подводная часть была яйцеобразной формы. Строили их так, чтобы льды не могли раздавить, а как бы "выдавливали". Но в океане это "яйцо" здорово мотает, особенно когда проходишь "ревущие сороковые" и "неистовые пятидесятые". В одну из ночей с палубы сорвало много бочек. Закреплены они были надежно: брусом 150 на 150 мм. Но шторм в океане… Я видел это с мостика: одна бочка из обрешетки вылетела, за ней другая. Как в кино, когда с корабля сыпятся глубинные бомбы. Где-то 180 бочек потеряли. Спрятались у одного из островов, объявили аврал, всех бросили крепить груз. Потом дальше пошли. И тут опять началось… Еще несколько суток мотало. На самом деле, это по-человечески страшное зрелище: стоишь на мостике - а на тебя идет исполинская стена воды.
И как только вертолет при 40-градусных кренах не потеряли?
Борис Лялин: Он был в ангаре, хорошо зафиксирован, там очень надежные узлы крепления.
Кстати, а вы ведь сухопутный пилот. Где и когда переучились на палубного?
Борис Лялин: Если речь о каком-то специальном центре переучивания, то не было таких. Сам освоил. Кто учил? Да никто не учил, самостоятельно. До этого много в горах летал. А еще, как мы говорим - "на северах".
В 1985-м мой Ми-8 на самолете перебросили на военный аэродром под Владивостоком. Собрали вертолет, но мне не дали лететь на ледокол. Летчик-испытатель сам его перегнал на "Владивосток". В порту выполнил несколько полетов, все было нормально, мне дали допуск.
Кстати, на "Владивостоке" была очень хорошая, большая площадка под вертолет. Не сравнить со старыми ледоколами, где кормовая площадка была предназначена вовсе не для вертолета. Там в случае войны должны были установить артиллерийскую установку. И та площадка была еще и под наклоном. Чтобы ее горизонтально выровнять, укладывали выравнивающий настил из бруса. Срезали леера. Укладывали еще брус под переднее колесо, чтобы не скатится. Вот, собственно, и все.
Когда садишься на такую площадку, то места совсем мало: всего метров пять от мачты. Хвост вертолета остается фактически за бортом, и техники в море его не могли обслуживать.
Я немалую часть жизни провел на аэродромах истребительной авиации. Знаете, ваш налет - почти 14 тысяч часов - шокирует. Летчик-истребитель может уйти на пенсию с налетом в 1,5-2 тыс. часов. Армейские вертолетчики летают больше, чем истребители, но вот чтобы 14 тысяч…
Борис Лялин: Да действительно мы много летали. Я когда работал в Якутии, то налетывал по 600 - 700 часов в год. Особенно, когда начинались пожары. Очень сильно горела тайга в 1968 году. Я тогда еще летал на Ми-4, и была санитарная норма: не больше 75 часов в воздухе в месяц. Но летать-то надо! Нам увеличивают саннорму до 90. Но все горит, надо возить пожарных в тайгу. Тогда начальник управления своим приказом увеличил норму до 120 часов. И дальше - все, больше не имеет права. А пилотов все-равно не хватало.
Нашли выход?
Борис Лялин: Нашли. Разрешили поднять норму до 140 часов. Лично мне. Не поверишь - вопрос решался на правительственном уровне. В отряд пришла телеграмма из Москвы за подписью Председателя Президиума Верховного Совета СССР Николая Подгорного.
Перенесемся из горящей якутской тайги в ледяную Антарктику. У любого летчика всегда есть запасной аэродром. Должен быть, во всяком случае. Что есть запасной аэродром в Антарктиде?
Борис Лялин: Площадка, подобранная командиром экипажа самостоятельно. С воздуха.
Да, там сложно летать. Ведь погоду даже в более освоенных регионах не всегда удается прогнозировать. В Антарктиде точность прогнозов - это гадание на кофейной гуще. Но есть чутье. Когда там метет, то и соваться туда не стоит. Но все, конечно, не предусмотришь.
Это ведь вы были пилотом первой советско-американской дрейфующей научно-исследовательской станции "Уэдделл"?
Борис Лялин: Станцию открыли в начале 1992 года в западной части моря Уэдделла. Дрейф длился с 12 февраля по 4 июня. В составе экспедиции около 30 человек. Жили в палатках на льдине: печки-капельницы, генератор. У американцев были два вертолета "Белл-212". Но наш Ми-8 был совершеннее.
Пилоты быстро нашли общий язык?
Борис Лялин: Диктофон выключишь - расскажу.
(Спустя 5 минут)
История в моем пересказе. Итак, пока диктофон был выключен, я понял, что у американских пилотов возникли сложности с нашей авиатехникой. А вот американские "Беллы" Борис Лялин легко освоил в полете, и даже без знания английского.
Борис Лялин: (Смеется). Без комментариев.
Проблемы во взаимоотношениях с американцами были?
Борис Лялин: С ними - нет. А проблема там была только одна, Советский Союз уже прекратил существование и нужен был российский флаг. А где его взять на дрейфующей льдине в Антарктиде?
И где государственный флаг нашли?
Борис Лялин: Да в конце концов просто сшили. А с американцами действительно легко находили общий язык. Чего нам с ними делить? Плохо было, что мы тогда неважно знали английский. Время было иное. Вот сейчас у меня внук в седьмом классе - и свободно разговаривает на английском. Внучка заканчивает Институт иностранных языков имени Мориса Тореза. Младшая дочка работает в Великобритании, у нее муж - дипломат. Наш дипломат.
Других комплексов, кроме языковых, не испытывали?
Борис Лялин: Абсолютно. По части техники, пусть это странно звучит, мы их даже опережали. Про старые вертолеты "Белл" я уже сказал. Со станции "Уэдделл" вывозил полярников американский исследовательский ледокол "Натаниэль Палмер". Он тогда был абсолютно новый, построен в начале 1992 года. Мне было интересно, я на нем побывал, обошел его весь. Не впечатлил. Наши лучше.
А вообще, у полярников со всеми хорошие отношения. Например, в январе 1979 года наш Ил-14, взлетая при сильном встречно-боковом ветре, врезался в купол ледника. Он летал в составе 24-й Советской Антарктической экспедиции: перевозил полярников со станции Молодежная в Мирный. При ударе о лед кабину пилотов разрушило, фюзеляж пополам. Командир экипажа погиб сразу, в течение суток умерли второй пилот и бортмеханик. Пять наших тяжелораненых перевезли в госпиталь в Новой Зеландии на самолете C-130. И это был борт ВВС США.
Кстати, запомнился один случай. Я тогда летал в составе контингента ООН в Африке. Авиационным начальником у нас был итальянец. Он проводил брифинг, когда прибыли американские летчики. Среди них я увидел старого знакомого по работе в Антарктиде. Оба, конечно, обрадовались, обнялись у всех на виду.
Так вот, надо было видеть глаза этого итальянца. Да и всех остальных тоже.
Что, когда русский с американцем обнимаются, у всего мира челюсть отвисает?
Борис Лялин: Да вот именно так.
Вы немного рассказали о семье. По вашим стопам никто не пошел?
Борис Лялин: Нет, никто в роду больше не летал. И не летает. Жизнь с авиацией связал только я.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"