В семью банковского работника Галины Васильевны и строителя Сергея Станиславовича Волковых из подмосковного Кашина беда пришла, когда младшей дочери красавице Соне было 15 лет (по разрешению семьи фамилии, имена подлинные. - И.К.). Соня вернулась из школы и пожаловалась на плохое самочувствие - с трудом поднялась на пятый этаж. Ее слабость испугала родителей. Начали сдавать анализы - гемоглобин такой низкий, что девочку тут же госпитализировали в местную больницу. Диагноза нет. А слабость нарастает. Поехали в Москву. Наконец, оказались в Центре детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Димы Рогачева. Озвученный диагноз - острый лимфобластный лейкоз - прозвучал приговором. Началось долгое, мучительное лечение. Поводов для оптимизма почти никаких. Это информация не для Сони. Это для врачей, для родителей.
Как-то один из ведущих детских онкологов на вопрос, что держит на плаву специалиста, который изо дня в день рядом с детьми, страдающими неизлечимыми недугами, ответил: "Моя психологическая защита в том, что я никогда не верю в то, что ребенок умрет". Вот и родители Сони мне говорят: "Мы никогда не согласимся, что Соня обречена". Тяжелейшая химиотерапия. Кому больнее - Соне или им? Девочке исполнилось 16 лет, потом 17, потом 18. Все лучшее, все самое-самое используют врачи. Но без видимого эффекта. Соня, как тростиночка. "Мы очень давно лечимся, - делится со мной Галина Ивановна. - И очень сильна вера в излечение. У меня почему-то в душе было такое: дай Бог, что-то еще найдут против лейкемии".
И настал день... Руководитель отдела трансплантации костного мозга Центра детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Дмитрия Рогачева, доктор медицинских наук Михаил Масчан и заведующая отделением трансплантации кроветворных стволовых клеток Лариса Шелихова предложили Волковым использовать для лечения Сони абсолютно новый метод.
Врачи предложили. Родители согласились.
- Не страшно было, когда вам сказали, что этот метод, разработанный крупнейшим американским ученым Мишелем Саделайном, пока не зарегистрирован, что применяется, можно сказать штучно: несколько пациентов в США, Китае и теперь вот в России?
- Страшно, - отвечает Сергей. - Но все пересиливает вера в излечение. Мы лечимся по новой методике три месяца. Эффект явный.
- Соня! Тебе стало легче жить?
- Да. Силы потихоньку прибавляются.
- Нам восстанавливаться еще долго. Но мы верим, - добавляет Галина Ивановна.
Я предлагаю Волковым встретиться через год. А Лариса Николаевна назначает точную дату: 11 июля 2019 года.
Именно 11 июля 2018 года я приехала в Центр имени Димы Рогачева, потому что там в этот день всемирно известный ученый из США Мишель Саделайн читал лекцию для специалистов, отвечал на многочисленные вопросы, в том числе и обозревателя "РГ". Но прежде чем их обнародовать...
Мишелю Саделайну 58 лет. Над методом борьбы с опухолями, который сейчас спасает Соню Волкову, Мишель начал работать 25 лет назад. Начал не сразу. Его поначалу больше интересовали неврология, нейробиология. Он многого достиг в этих областях. Но одновременно понял: более всего его интересует не применение препаратов сегодняшнего дня, а медицина завтрашнего дня. Академик Александр Румянцев, создатель, руководитель центра имени Дмитрия Рогачева, поясняет: "Мишель не столько клиницист. Он пациентов сам не смотрит, не лечит. Он разработчик технологий. Но каких! Это революция в иммуноонкологии".
- Поначалу, - рассказывает Мишель, - большая часть людей, которая знала об этих работах, предсказывала, что ничего не получится, что это не сработает. Лучшие умы в науке были очень пессимистично настроены по отношению к нашей технологии. Но теперь это изменилось, перевернулось. Мы сейчас на пороге новой эры, когда иммунотерапия начнет использоваться у все большего количества пациентов. И это тот момент, когда взаимодействие с врачами-исследователями, которые верят в этот тип терапии и готовы его разрабатывать, крайне важен. Здравоохранение, медицина - вопросы глобальные, не привязанные к стране, без границ. Ученые должны сотрудничать, и мы в состоянии сотрудничества.
- Иммунотерапия будет приемлема не только для лечения злокачественных заболеваний крови, но и для других локализаций рака?
- Инженерия лимфоцитов, то есть управление работой иммунной системы, пока доказала свою эффективность только при опухолях крови. Но полагаем, что эти методы будут востребованы и при борьбе с другими опухолями. И не только опухолями.
- И настанет день - рак будет побежден? Или он навсегда?
- Это философский вопрос. Половина заболевших раком излечиваются при условии, что болезнь вовремя обнаружена. Некоторые опухоли лечить легче, чем другие. Но счет смертельных исходов пока велик. Многие онкологи объявляют глобальной целью специальности превращение рака из смертельной болезни в хроническое заболевание. То есть пусть он будет, но мы будем его контролировать. Подход, который мы разрабатываем, имеет более амбициозную цель. Возможно, время, которое уйдет на разработку этих подходов, будет дольше, но мы ставим цель создать излечивающие методы терапии. Десятилетиями среди клиницистов было известно, что есть отдельные случаи чудесного выздоровления пациентов, пациентов, которые живут долго даже с самыми тяжелыми и продвинутыми формами опухолей. И, скорее всего, это связано с функционированием иммунной системы. Все больше онкологов считают, что на самом деле эффекты химиотерапии, эффекты лучевой терапии, по крайней мере, частично связаны с тем, что они запускают иммунный ответ. И лечебное действие этих методов на самом деле основано не только на прямом убийстве опухоли, но и на запуске иммунного ответа. Этот факт, эти представления в каком-то смысле были пищей, топливом для очень небольшого количества исследователей, которые продолжали разрабатывать иммунотерапию как метод лечения рака. К сожалению, многие типы и виды иммунотерапии, предложенные в 80-90-х годах прошлого века, в начале 2000-х, были не успешны. Большинство онкологов, фармацевтическая индустрия не верили в то, что вообще иммунотерапия - потенциально ценный метод. Но все изменилось в последние 6-7 лет, когда заявили о себе генно-инженерные технологии.
- Все это стоит огромных денег...
- Наши исследования, - отвечает Мишель, - стали возможны благодаря пожертвованиям, благодаря филантропии. Государство не финансировало. На свои первые исследования средства получили из филантропических источников. То, что это произошло в Нью-Йорке, в значительной мере удалось потому, что в Нью-Йорке огромная традиция пожертвования филантропических денег на научные исследования. Не просто на лечение пациентов, как это бывает, а именно на науку. Мне кажется, если медицинское сообщество, исследовательское медицинское сообщество России будут поддержаны и государством, и филантропическими пожертвованиями, то Россия сможет достаточно быстро принять ту технологию, которая сделана на Западе, развить ее здесь.
- У каждого человека иммунная система борется с инфекциями. Но лимфоциты - клетки иммунной системы - опухоли распознают плохо, - вступает в беседу руководитель проекта с российской стороны Михаил Масчан. - Метод, предложенный профессором Мишелем Саделайном и воспроизведенный в центре имени Дмитрия Рогачева, состоит в том, что собственные лимфоциты пациента с помощью генетической модификации заставляют "видеть" опухоль. Для этого лимфоциты пациента извлекают из организма, проводят с ними генно-инженерные манипуляции. Делают их убийцами, адресно разрушающими опухоль. Затем их возвращают пациенту. Эти клетки-убийцы к тому же сами размножаются в организме, преследуют опухоль и уничтожают ее.
Я мечтал, - признается Михаил Александрович, - чтобы Саделайн приехал в наш центр, ведь науку делают люди, и личный контакт с выдающимися учеными дает заряд сил и энергии, идеи для движения вперед. Несколько лет назад, когда мы выбирали оптимальный путь по переносу новой технологии в наш центр, профессор Саделайн дал важнейшие советы, помогающие не совершить "детских ошибок".
- Как выбрали первых шесть пациентов?
- Во-первых, это пациенты, для которых нет других шансов на излечение. Во-вторых, брали пациентов только с определенным видом острого лимфобластного лейкоза, для которого эта технология хорошо разработана. В-третьих, пациенты или родители обязательно должны были дать согласие на новый метод терапии. В России существует приказ, позволяющий применять препараты, технологии, официально не зарегистрированные. По индивидуальным жизненным показаниям. Когда консилиум специалистов решает, что эта терапия может спасти жизнь, что ее польза превышает риски, то она может проводиться.
Уникальность этой терапии в том, что для получения эффекта нужно лишь одно введение клеточного препарата. Но перед этим пациент должен получить небольшую химиотерапию, затем - клетки. Потом проходит около месяца, и мы видим в анализах костного мозга, как опухолевые клетки исчезают. Да, у некоторых пациентов развиваются тяжелые осложнения - лихорадка, нарушение сознания. Но в результате около половины пациентов остаются в длительной ремиссии.
- Будущее онкологии: хирургия, химиотерапия, лучевая терапия уйдут?
- Хирургия, химиотерапия, лучевая терапия не уйдут, но их роль будет снижаться, в то время как роль таргетных и иммуноонкологических препаратов будет расти. Особенность иммуноонкологических препаратов в том, что они способны излечивать пациентов, неизлечимых более традиционными методами терапии. Так что иммунотерапия однозначно - крупнейший прорыв в онкологии последнего десятилетия.
- Михаил! Вы избрали одну из самых драматических областей медицины. Работаете с тяжелейшими пациентами. Эти пациенты дети. И остаетесь оптимистом...
- Я вижу, что каждый год мы делаем шаг вперед, вылечиваем тех, кто еще недавно был неизлечим. Это главное.
- Лечение по методике Мишеля сейчас проходят шесть детей. Верите в то, что они поправятся?
- Если бы не верил, не занимался бы. Команда врачей и ученых Рогачевского центра делает для этого все возможное. Есть большой шанс, что все будет хорошо.
...11 июля к вечеру вышла из здания Рогачевского центра. Меня увидел отец Сони Сергей Станиславович. Подошел. Спросил: "Вы действительно верите, что через год встретимся? Соня будет с нами?"
- Обязательно.