Пуччиниевская "Богема" имела все шансы никогда не увидеть света рампы. Приятель композитора и его коллега Леонкавалло начал сочинять оперу на тот же сюжет по роману Мюрже раньше, о чем и сообщил другу. Но, похоже, эта новость только раззадорила Пуччини. В одном из миланских кафе между творцами произошла жуткая ссора. Дружба умерла навсегда, а мы в результате имеем две "Богемы". Опера Леонкавалло появилась годом позже, но осталась лишь скромным документом своей эпохи, не выдержав конкуренции с произведением Пуччини; Леонкавалло прописался в истории музыки как автор "короткометражной" оперы "Паяцы". А за Джакомо Пуччини прочно закрепилось определение "последнего великого оперного композитора". Всезнающая статистика свидетельствует: Пуччини - третий по исполняемости оперный автор в мире после Верди и Моцарта.
"Сцены из жизни богемы" у интернациональной постановочной бригады получились формально похожими на все добротные "Богемы" мира. Но сегодня наблюдать банальную смену картин (от привычной мансарды с печкой-буржуйкой посередине до встречи героев на постоялом дворе и трагической развязки в той же мансарде, где ничего не изменилось) откровенно неинтересно. Однако режиссер проявляет редкое для молодого человека рутинерство и минимализм мысли. Он лишь абсолютно линейно трактует либретто без всякой попытки обнажить чувства героев, рассказать их биографии или раскрыть какие-то потаенные смыслы оперы. Он лишь развлекает публику, умиляя ее самыми элементарными приемами: игра детей в толпе Латинского квартала, снегопад, соло шикарного белого пуделя, который стал всеобщим любимцем.
Режиссер будто не слышит пуччиниевской музыки, игнорирует ключевые авторские детали. И главное, не замечает того, как композитор задается вопросом, что есть истинный талант, что такое его востребованность обществом, а также смакует трагедию гибели молодой красавицы Мими. Ведь Пуччини, как известно, славился не только своим талантом, но и патологической жестокостью. Тосканец был страстным коллекционером холодного оружия, исключительно со следами крови охотничьих трофеев, а в одной из комнат его дома в Торре-дель-Лаго он и вовсе устроил фамильную усыпальницу, где сегодня захоронены сам Пуччини и его мать.
При подобной пассивности режиссерского решения исполнители должны быть выдающимися артистами или великолепными певцами. Театр мудро и по-современному, не делая ставку исключительно на штатных солистов, собрал приятную "богемную шестерку". Впрочем, объединить их в ансамбль у постановщиков не вышло. Каждый из солистов играл и пел за себя. Особенно выделялась обладательница роскошного "зрелого" сопрано Динара Алиева, дарящая своей героине немало интересных нюансов, требующих незаурядной вокальной техники. Но голос ее Мими будто "просился" к другим, более масштабным пуччиниевским образам, таким как Баттерфляй, Манон или Тоска.
Стопроцентно попала в субреточный образ Мюзетты Ольга Селиверстова - этакая рыжая бестия, кабаретная певичка. И тут знаменитый вальс богатой содержанки превращается в простенький эстрадный хит. В итоге это, пожалуй, самый запоминающийся характер спектакля. Из кавалеров эффектнее остальных проявил себя баритон Андрей Жилиховский в партии влюбленного в Мюзетту художника Марселя. А вот специально приглашенному басу Дэвиду Ли на роль философа Коллена явно не хватило вокальной и душевной мощи для звучащей в финале оперы небольшой трогательной арии. Жаль, что главный герой - поэт Рудольф - у известного албанского тенора Раме Лахая получился холодным и прозаичным. Всякую романтику заслонила постоянная озадаченность певца красивым звучанием и борьба за верхние ноты...
И тут нельзя не заметить, что дирижер Эван Роджистер, заменивший молодого и очень талантливого итальянца Даниэле Рустиони (который отказался от участия в "Богеме", узнав, что премьера будет на Новой, а не Исторической сцене Большого театра), будто нарочно создает солистам проблемы. И без того "плотный" пучинниевский оркестр под его руководством гремел без пощады, перекрывал голоса певцов и часто расходился с ними. Но благодаря силе пуччиниевского гения в финале публика все-таки всплакнула над печальной судьбой еще одной парижской куртизанки. Не зря все билеты на премьерные показы "Богемы" давно проданы.