Андрей Юрьевич, может, вам вообще не стоило затевать никаких мусорных преобразований? Сейчас и недовольных жителей не было бы.
Андрей Воробьев: Жить и работать, не забивая себе голову мусором - это было бы прекрасно. Но, к сожалению, когда я вступил в должность губернатора Московской области, первое, на что пришлось обратить внимание - это запах от мусорных полигонов. Они воняли все! Потому что там шла пассивная дегазация. Это когда газ, образующийся от перегнивания органики, естественно распространяется по прилегающей территории. Во всем мире на полигонах применяют активную дегазацию - стоит компрессор, качает газ, который затем сжигается, превращаясь в электроэнергию. И только на наших свалках газ - сам себе хозяин. Потому что у нас нет и никогда не было культуры обращения с коммунальными отходами. Считалось, что территория у Подмосковья большая и места для мусора всегда и всем хватит. А потом оказалось, что людям уже дышать нечем. Пришлось закрывать полигоны. Самое смешное, что все они - частные.
И когда мы их закрывали, хозяева просто исчезали со всеми заработанными деньгами. В результате мы получили: 24 закрытые свалки, которые нужно рекультивировать, потому что без этого они продолжают вонять, 15 оставшихся полигонов, которые едва справляются с поступающим в ежедневном режиме мусором, и примерно 11 миллионов тонн отходов ежегодно, из которых большую половину производит Москва. Поневоле пришлось задуматься о создании мусороперерабатывающей инфраструктуры.
И тут же возникло противоречие между протестами жителей против этой инфраструктуры и суровой необходимостью в ней. Вам удалось его преодолеть?
Андрей Воробьев: Нам удалось ввести новый экологический стандарт переработки мусора и в соответствии с ним открыть первый мусоросортировочный комплекс в Серебряных Прудах. Буквально вчера он начал работу в тестовом режиме. Второй такой комплекс откроем через месяц в Зарайске, затем в Рошале, Сергиевом Посаде, Кашире, Коломне... Всего их будет 11. Работают так: приезжает машина, разгружается в большой сборник, откуда мусор поступает на конвейерную линию. Она снабжена датчиками, способными отделить то, что пахнет - то есть органический мусор от всего остального. Дальше органика поступает на бактериальную обработку на закрытые компостные площадки - они в обязательном порядке входят в состав каждого мусороперерабатывающего комплекса. Там органические отходы обрабатываются, превращаясь в компост, которым потом можно отсыпать дороги или рекультивировать полигоны. Органики, кстати, в общем объеме нашего мусора примерно 40%. То есть, пуская в переработку органические отходы, мы уже уменьшаем общий объем мусора почти вполовину. Оставшееся проходит сепарацию и прессуется в паллеты. Они не пахнут, поэтому их можно спокойно захоранивать на полигонах, а в будущем сжигать на четырех заводах, которые мы построим к 2023 году.
Вот интересно: комплексы, куда поступает плохо пахнущая органика, вы открываете без особых возмущений со стороны жителей, а против строительства заводов, куда будут привозить нейтральные паллеты, народ протестует. Почему так?
Андрей Воробьев: Люди не хотят жить рядом с заводом, где сжигают мусор, и их можно понять. И США, и Япония, и Германия - все страны, где есть современная индустрия утилизации мусора, проходили через такое же недовольство жителей, только гораздо раньше - в 60-70-е годы. Мы всю мусороперерабатывающую инфраструктуру строим с применением современных технологий. Датчики и сепараторы на конвейерных линиях открываемых комплексов, к примеру, немецкие. А заводы будут японскими. В Японии, к слову, их построили 1200. И средняя продолжительность жизни в этой стране - 80 с лишним лет. На мусоросжигательных заводах сейчас ставят такие фильтры, что вреда для людей в сотни, тысячи раз меньше, чем, например, от цементных заводов, которые в области тоже есть.
Но если комплексы, о которых вы говорите, так прекрасно справляются с сортировкой и переработкой, может, ничего другого не нужно и строить?
Андрей Воробьев: А куда девать так называемые хвосты - отходы, не подлежащие переработке? Везти на полигоны? Так на существующих больше нет места, а создавать новые в большом количестве в Подмосковье просто негде. Плотность населения в области высокая, и каждый говорит: везите мусор куда хотите, лишь бы не рядом со мной. И когда принимают генпланы, никто не рисует на них место для будущих полигонов. Да, это очень тяжелая тема, и мы столкнулись с протестом населения. Но мы первыми в стране взялись за строительство индустрии переработки отходов, которой до сих пор не существовало. Кто-то должен быть первым.
А что же Москва? Она будет участвовать в реализации этих планов?
Андрей Воробьев: Мы строим мощности и под свой, и под московский мусор. Москва будет участвовать - возить отходы на наши комплексы, платить за переработку и утилизацию.
Полный текст "Делового завтрака" с Андреем Воробьевым читайте в одном из ближайших номеров "Российской газеты".