Три года назад канцлер произнесла свое знаменитое "Мы справимся" - и приняла решение открыть двери для беженцев из горячих точек, которые массово хлынули в ФРГ. Только за один день 12 сентября 2015 года в Мюнхен на поездах из Венгрии через австрийскую границу въехали 12 тысяч мигрантов. А вскоре Меркель уже делала с ними селфи возле бывших казарм берлинского района Шпандау. С тех пор Германия приняла примерно миллион шестьсот тысяч человек - это только официальная статистика зарегистрированных просителей убежища. Хотя их поток с прошлого года опять пошел на убыль (и в Европе очень надеются, что "балканский маршрут" не взорвется снова), миграционный кризис едва не стоил канцлеру кресла. Страх перед радикальными исламистами, которые могли проникнуть в ФРГ под видом беженцев, вырос после теракта на берлинской ярмарке 19 декабря 2016 года. Чтобы понять, что же думают обо всем этом сами немцы, корреспондент "РГ" отправилась в столицу Германии, посетила правительственные кварталы и окраины восточного Берлина, где на слабо освещенных улицах горят в ночи окна мигрантских общежитий.
Индульгенция для палача
С раннего утра возле дома с граффити в андеграундном районе Кройцберг собралась небольшая очередь. Высокие африканские парни фотографируют на смартфоны объявления при входе в "Консультационный центр для мигранток и мигрантов" - гостей с порога просвещают по части гендерного равенства. Многие смотрят настороженно, но Мохамед Ламине Каба приветливо улыбается и не прочь поболтать. Родом он из гвинейского Канкана, а в Германию приехал в прошлом году. На родине у него не было заработка, и мужчина решил попытать счастья в Испании. Вначале удавалось перебиваться разнорабочим, но последние лет пять на Пиренеях стало совсем туго. Каба охотно показывает выданные испанцами водительские права, справку о регистрации в берлинской квартире с печатью, а еще тетрадку со старательно выведенными немецкими прописями. В свои пятьдесят западноафриканец готов начать все с начала. И хотя на языке Шиллера и Гете он пока не может сказать ни слова, с собой у него грамотно составленная жалоба в Земельное ведомство по гражданским делам. В ней - прошение о получении вида на жительство с целью трудоустройства, которое было отклонено. А между тем господину Кабе предложила работу сеть местных отелей - там есть вакансия уборщика помещений на полную ставку с оплатой 10,3 евро в час. Теперь он ждет встречи с ведущим консультантом центра - Штефеном.
Соцработник с дредами и в ленноновских очках - тот, на кого здесь все надеются. "Вы часто грустите? Вас посещают плохие мысли? Вы чувствуете себя беспомощными и не знаете, как жить дальше? Просто придите к нам!" - Штефен Сулимма работает по пасторским заветам, записанным в брошюрке, неформальном уставе центра. На двери у него висит расписание занятий для беременных женщин на арабском. Здесь можно получить самые разные услуги: вас бесплатно покажут врачу, отведут к психологу или семейному консультанту, запишут на языковые курсы, подскажут, где найти адвоката, чтобы оспорить решение властей. Недавно группе школьников из семей беженцев устроили экскурсию в немецкий МИД. Раньше работа держалась на одних волонтерах, но после резкого притока в страну мигрантов в штат пришлось набрать 20 постоянных сотрудников. Деньги поступают от сената Берлина, а еще некого фонда в Швейцарии, не считая частных пожертвований.
- Мы никому не отказываем в помощи, - объясняет Штефен. - Многие бегут из ужасных регионов, где происходят ужасные вещи, и, быть может, сами участвуют в этих ужасных вещах. Тех вещах, с которыми я лично никогда бы не согласился. Однажды к нам обратился мужчина, который в Ираке был палачом при старом режиме. А потом и его самого стали преследовать. Но не мое дело судить. Мое дело - бороться за справедливость. А справедливость - это уважение и равные права. Например, если человеку отказали в предоставлении убежища, мы готовы подсказать ему, как закрепиться в стране другими способами.
- То есть содействуете нелегальной иммиграции в правовом государстве? - уточняю на всякий случай.
- Наша идея состоит в том, что не существует никакой нелегальной иммиграции, потому что сам по себе человек не может быть нелегальным, - воспаряет над правовыми материями господин Сулимма. - Каждый имеет право на справедливую процедуру, и мы чувствуем себя в ответе за каждого.
Ему и самому не нравится, что в канун 2016 года новоприбывшие в Кельн иностранцы "напились, приставали к женщинам и вели себя отвратительно":
- Не все, кто к нам приезжает, готовы принять ценности открытого либерального общества, это правда. Но ведь и немцы могут вести себя не лучше. А потом, если взглянуть на проблему шире, богатые немецкие мужчины эксплуатируют пятьдесят процентов живущих в нашей стране женщин, а что это, как не насилие…
- Штефен, а кто ваш любимый философ? - любопытствую напоследок. Кто знает, кого можно обнаружить, если поскрести европейского левака.
- Мартин Хайдеггер, - смущается "мигрантский пастор". Признаваться в любви к гениальному экзистенциалисту, который на старости лет запятнал себя связями с нацистским режимом, ему как будто неловко.
Кстати, что стало с тем иракским палачом, он точно не знает. Но, скорее всего, статус беженца тот все-таки получил и растворился где-то на просторах федеративной республики. Всего же за двадцать лет тут припоминают лишь один случай, когда сотрудники центра обратились в полицию по поводу клиента, вызвавшего у них подозрения. "Убежден, что мы больше никогда не должны так поступать", - качает головой Штефен Сулимма.
Немецкий конвейер
Немцы с содроганием вспоминают, что творилось в столице осенью 2015-го, когда прибывавшие тысячами беженцы стихийно селились прямо на вокзалах, в пустующих казармах и ангарах, в зданиях школ и больниц. Во всех федеральных и земельных учреждениях тогда схватились за голову. В беседе с корреспондентом "РГ" их сотрудники признают: к такому авралу они готовы не были, работу пришлось срочно перестраивать на новые рельсы. Теперь же немецкие власти стремятся показать, что эти рельсы работают безотказно, и приглашают журналистов взглянуть, как устроен социальный конвейер по интеграции мигрантов.
... Берлинский центр приема и регистрации беженцев - своего рода ворота в Берлин для мигрантов - с порога напоминает зал вылета. Это не удивительно: обитые кожей новенькие кресла завезли сюда прямиком из аэропорта в соседней земле Бранденбург, который все равно никак не могут достроить уже много лет.
- Когда два года назад остро встал вопрос об открытии такого центра (он был создан при Федеральном ведомстве по делам миграции и беженцев - прим.РГ), решили использовать здание бывшего Земельного банка, - показывает гэдээровские интерьеры из добротной тропической древесины наш гид Саша Лангенбах, пресс-секретарь Берлинского учреждения по делам беженцев.
По его словам, в последние месяцы центр обычно посещают около сорока - полсотни человек в день. На этот раз в его стенах на удивление пусто - видимо, почти всех посетителей успели зарегистрировать до обеда. Лишь возле одной из комнат бегает под присмотром матери шустрая африканская малышка - для детей здесь поставили специальный ящик с игрушками и книжками. Есть помещение для намаза с расстеленными на полу ковриками. За порядком следят рослые охранники, большинство - сами с миграционными корнями. В центре объясняют, что "не все просители убежища оказываются мирными людьми": некоторые начинают вести себя агрессивно, если их не оставляют в Берлине, где квоты уже исчерпаны, но отправляют куда-нибудь в нижнесаксонскую деревню. В идеале на простые дела отводится от трех до пяти дней, на практике их рассматривают в среднем две - три недели, но нередко процесс растягивается на год, полтора, а то и два.
- Мы здесь любезны, но не наивны, - несколько раз повторяет Саша Лангенбах, открывая двери в комнату с дактилоскопическим оборудованием. - У всех берем отпечатки пальцев, потом каждого пальца по отдельности, потом остальные биометрические данные, потом сверяемся с национальными и общеевропейскими базами данных. Мы знаем, что иногда кого-то разыскивают во Франции или в Бельгии. Установить личность бывает непросто. Нередко люди прибывают к нам без документов, говорят, что потеряли их в дороге. Допустим, эритрейцы представляются просто по именам - одного могут звать "Воскресенье", а другого - "Хороший урожайный год". Мы три раза уточняем, точно ли у человека нет при себе никаких бумаг, а после этого сотрудники полиции полностью досмотрят его в отдельном помещении. Если же прибывший предъявляет паспорт, наше техническое оборудование позволяет проверить его подлинность. К примеру, документ якобы выдан властями Сирии, однако мы знаем, что территория, с которой прибыл беженец, в то время находилась под оккупацией ИГИЛ (запрещенная в РФ группировка - прим.РГ).
Если необходимо, здесь могут проверить и содержимое мобильного телефона. В центре гордятся тем, что у них есть программы, способные распознавать несколько арабских диалектов.
- А как же быть с террористом Анисом Амри, который сначала сбежал из Италии, где за ним охотилась полиция, а потом несколько раз регистрировался в ФРГ под фальшивыми именами?
- Такого больше не повторится, теперь мы используем более совершенную систему цветных отпечатков, оперативно связываемся с коллегами из других стран... А вообще если вы хотите гарантию, то купите себе телевизор - и будет вам гарантия на два года, - неожиданно раздражается Саша.
Здесь болезненно воспринимают и вопросы о Хемнице. Недавно портал Spiegel online написал, что Федеральное ведомство по делам беженцев и миграции "отреагировало слишком поздно". Выходца из Ирака Юсифа А., который сидит за решеткой по подозрению в убийстве местного жителя во время драки на городском фестивале, еще в 2016 году должны были отправить обратно в Болгарию, где беженец уже успел подать заявку на получение убежища. Это то самое правило Дублинского соглашения, вокруг которого в Евросоюзе сейчас идет торг. Но главное, что София в феврале согласилась принять иракца, и административный суд Хемница в мае признал высылку законной. Однако почему-то она так и не состоялась, а там уже прошли шесть месяцев, по истечении которых - такова бюрократическая процедура - юрисдикция в деле Юсифа А. окончательно перешла к ФРГ. Процесс рассмотрения заявки начался заново, а потом случилось то, что случилось.
- Мы не отреагировали поздно, - настаивают в ведомстве. - Мы действительно требовали выдворения мужчины. Но в правовом государстве не так легко взять и депортировать человека. У нас очень много людей, которые попалили в поле зрения полиции, но защищены от высылки. Они могут быть больны, могут подать срочный иск против государства, их страна может быть признана в ФРГ небезопасной для возвращения. В конце концов, капитан воздушного судна может отказаться взять пассажира на борт. Причин бывает множество, и это компетенция не одного учреждения.
То же самое повторяют и в Ведомстве федерального канцлера.
- Депортация означает, что человек добровольно покидает страну. Это последнее средство, если другого выхода не остается. В случае с тунисцем Анисом Амри дело еще находилось на рассмотрении, - поправляет очки доктор Михаэль Майер-Борст. Один из советников Меркель, который как раз руководит департаментом по вопросам беженцев, достает гроссбух и зачитывает запутанные определения разных видов убежища, на которые могут претендовать соискатели и по немецким законам, и по Женевской конвенции. Например, сирийцев признают беженцами примерно в 70 процентах случаев, выходцев из Эритреи, "где действует репрессивный режим" - в половине. Однако этого статуса человека могут и лишить. Например, если он ездит домой вопреки утверждениям, что там ему грозит опасность. Или если есть подозрение, что он планирует в Германии теракт. Но даже в этом случае у любого есть право обратиться в суд.
Прогулка с депутатом
Что думает об этом сама Ангела Меркель, узнать из первых уст, увы, не довелось. Российские журналисты лишь краем глаза видели издали классический зеленый пиджак фрау канцлера. Она как раз выходила встречать брюссельского гостя - председателя Еврокомисии Жана-Клода Юнкера. А уже глубоким вечером корреспондент "РГ" случайно встретила на улице и федерального министра - главу МВД Хорста Зеехофера, покидавшего итальянский ресторан в окрестностях бундестага в сопровождении охраны. Как рассказывают местные, там частенько собирается за ужином обсудить дела немецкий крупный бизнес. Правда ли глава Христианско-социального союза, у которого на носу выборы в родной Баварии, готов закрыть границу Германии на замок - это осталось тайной, которую министр увез в служебной машине с мигалкой.
Между тем в получасе езды из центра на электричке открывается совсем другой Берлин. Это тихий спальный район Марцан в северо-восточной части города. Здесь, среди подсолнуховых полей и панельной застройки времен ГДР, затерялась неприметная с виду пивная, где собирается партактив антииммигрантской "Альтернативы для Германии". В сермяжной народной таверне с деревянными столами, где подают вкуснейшие сосиски и пиво за пять евро, шумно и людно. Тут можно встретить и ветеранов движения, и депутатов бундестага, и просто рядовых сочувствующих. На удивление корреспондента "РГ" многие в разговоре переходили на русский - среди жителей этой части города немало "русских немцев", которые активно поддержали "Альтернативу". Прошлой осенью она не просто впервые прошла в бундестаг, но сразу стала третьей политической силой. Есть у нее голоса и в земельном парламенте Берлина. Если в среднем по столице партия крайне правых набрала около 14 процентов голосов, то в Марцан-Хеллерсдорфе ее результат подскочил почти до 24 процентов. Почему же четверть жителей условного "берлинского Жулебина" вдруг бросилась голосовать за "альтернативщиков"? Депутат Гуннар Линдеманн, избравшийся напрямую от одного из округов, уверен, что знает ответ. И приглашает пройтись с ним по ночному кварталу.
- Сейчас вы сами все увидите. Здесь многие не могут найти работу. Я знаю улицы, где 40 процентов жителей перебиваются на социальные пособия. Им пришлось уехать из центра, потому что нет возможности оплачивать дорогое жилье. Если квартира на 70 квадратных метров в центральном Берлине стоит примерно 1500 евро в месяц, то здесь - около 500-600 евро, - объясняет Гуннар. - И вот представьте себе: зимой 2015 года встал вопрос о ремонте одной из начальных школ, которая была в очень плохом состоянии. Я как раз входил в родительский комитет округи. Но бургомистр сказал, что не выделит 10 тысяч евро на ремонтные работы. Пусть дети сидят без регулируемого отопления и при жаре в сорок градусов, и при нулевой температуре. При этом вскоре было принято решение построить в нашем районе первое общежитие для мигрантов - почти за 20 миллионов евро. А там полы с подогревом, прачечная, современные кухни. Представляете, что тут началось! Люди были просто возмущены такой несправедливостью. Их мнения о том, нужно ли здесь вообще строить приют, никто не спрашивал. Почему-то в центральном Берлине, где полно туристов, или в благополучном Пренцлауэр-Берге этих приютов вы не найдете, все они выросли на окраинах. Только в Марцане их уже несколько.
Подходим с господином Линдеманном к одному из таких корпусов. На слабо освещенной улице горят окна двух панельных "близняшек" в пять этажей, между ними - детская площадка с баскетбольным полем, рядом в темноте можно различить стоянку с новенькими велосипедами. Вся территория обнесена невысокой оградой. Постоять у проходной не удается: в дверях тут же появляются два недремлющих охранника и строго просят депутата отойти от входа на несколько шагов назад - здесь "частная зона".
- Теперь посмотрите: вот здание слева, оно примыкает к приюту, - это детский садик. Прямо напротив полным ходом идет строительство новой начальной школы. Понятно, что у местных жителей возникают опасения. По соседству поселились люди, о которых они вообще ничего не знают. Многие еще даже не получили статус беженцев и неизвестно, получат ли. Я не говорю, что все мигранты - преступники, но у нас не спешат депортировать даже тех, кто признан заведомо опасным. Вот недавно выслали в Тунис бывшего охранника Бен Ладена, а он там вышел на свободу и теперь снова может вернуться в Германию по решению нашего суда. Разве это нормально? Ведь уже происходили в стране ужасные преступления.
-И в Марцане тоже?
- К счастью, здесь до сих пор не было серьезных происшествий, - признает народный избранник.
Между тем в избирательном округе земельного депутата Линдеманна становится совсем темно и тихо. На улице не слышно ни местных, ни приезжих. Через огромные окна приюта видна нехитрая жизнь его обитателей. Им не спится. Вот старик колдует над своей похлебкой, вот мускулистый парень молча и долго смотрит в ночь, опершись на подоконник, а из другого окна смешно торчат чьи-то долговязые ноги. В комнате на первом этаже неспешно ведут беседу две женщины - одна в черном платке, другая - с непокрытой головой. У их ног возится кучерявый малыш. На полках в глубине можно разглядеть вазочку, фотографию в рамке, развешанные жемчужные бусы. Эта комната - уже не простая ячейка модульного панельного дома, спроектированного по заказу берлинского правительства. Здесь поселилась жизнь, о которой действительно не могут судить посторонние. Женщины недоверчиво вглядываются в темноту, и в один миг едва приоткрывшийся постороннему глазу мир скрывается за самодельной занавеской...
Верят ли немецкие бюргеры в то, что когда-нибудь все завесы и преграды останутся в прошлом и наступит новое "объединение Германии"? Кто как. Завсегдатаи кабачка в Марцане считают утопией проект Меркель и ее команды, поставившей проект интеграции на поток: сначала вас принимают в стране, потом дают временное жилье и социальное пособие, потом отправляют на курсы немецкого - и вот через пять лет получаются новые граждане, нашедшие здесь свое призвание. "На самом деле мы не хотим делать из мигрантов немцев. Цель не в том, чтобы они начали пить пиво и есть шницели. Главное, что мы даем им дом и предлагаем разделить наши ценности", - говорили корреспонденту "РГ" в Берлине энтузиасты политики открытых дверей. Другие осторожно добавляли: "Прошло слишком мало времени с 2015 года. Давайте поговорим о том, удалась ли интеграция, лет через десять". Но какой будет страна через эти десять лет, не берется сказать никто.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"