А потом была "Рождественская песнь в прозе" Диккенса о чуде перерождения человека, и "Дары волхвов" О. Генри - тоже о чуде, чуде любви. Конечно, советские словари, объяснявшие, кто такие эти непонятные волхвы, не могли донести нам всю глубину дивного рассказа. Но сердце чувствовало: где-то случается Рождество - и это тайна и чудо, связанные с любовью. В 1991-м году нам вернули, нам подарили Рождество - как быстро мы к нему привыкли!
А ведь праздник Рождества Христова парадоксален. С одной стороны, это почти сказочный, невероятно близкий и понятный даже детям праздник: елки; Младенец в яслях; его Мать, спеленавшая только что родившегося, и, как все матери, закрывающая беззащитного от холода этого мира. Звезда, вдруг зажегшаяся во тьме ночи. Восточные мудрецы, волхвы-звездочеты, с загадочными именами - Балтазар, Гаспар, Мельхиор, бредущие где-то там по пустыне - на свет этой новой звезды. Упорно преодолевающие долгий опасный путь, чтобы поклониться Богомладенцу, несущие ему странные подарки, недетские дары: золото, как Царю, ладан, как Богу, смирну, как смертному. Не один день - века, тысячелетия - ищущие на просторах Вселенной крохотную точку - не царские чертоги, загон для скота, временное прибежище никем непринятых бездомных. В этой неведомой точке - отныне и навсегда - сосредоточие, узел всего в нашем мире. Поисков ищущих и взыскующих. Злобы безумных: неистовый Ирод уже готов зарезать, убить всех младенцев - лишь бы среди тысяч оказался Он, Единственный. Эта точка - отныне центр мироздания. Начало отчета нового времени, новой эры. Даже для тех, кто не хочет ничего знать.
Леденящие порывы ветра, налетающие, с гулким шумом и свистом бьющиеся, рвущиеся туда, внутрь Вифлеемского убежища, и тепло дыхания жизни этого временного пристанища Святого Семейства: блеянье беспокойных овец, томность волов, жующих свою вечную жвачку, чуткий сон Богоматери, вещий сон Иосифа Обручника…
Звериная жестокость, рождаемая из холода равнодушия безучастного ко всему, кроме своего благополучия, мира. И жар любви. Любви настолько полной, настолько жертвенной, настолько готовой отречься от всего своего, что отныне она, эта воплощенная Любовь изменит этот мир. Сделает его другим. Новым. Даст ему, нашему миру, новое измерение.
Вот это рождение, появление в нашем мире такой Любви мы и празднуем в день Рождества Христова. Сказка? Нет, не сказка, чудо. То есть то, что можно понять, прочувствовать сердцем, но невозможно объять умом. Чудо Боговоплощения.
"Бог, во Христе, - пишет митрополит Антоний Сурожский, - явился нам небывалым и непостижимым образом. Языческие народы могли себе представить Бога великого, Бога небесного, как бы воплощающего все великое, величественное, дивное, о чем человек может мечтать на земле. Но только Бог мог открыться человеку, каким Он открылся в Рождестве Христовом: Бог стал одним из нас. Но не в славе, а в немощи; беспомощным и обездоленным; уязвимым и как будто побежденным; презренным для всех, кто верит только в силу и в земное величие. В эту первую ночь, когда Бог стал человеком, когда Самый Живой Бог обитал плотью среди нас на земле, Он приобщился к самой тяжелой человеческой обездоленности". Бог сделал шаг Любви нам навстречу, из Любви к нам умалив - то есть, сделав Себя меньше - до нас! И мир изменился. Мир стал другим. Потому что отныне, каждый раз, когда ты мал и немощен, когда ты одинок, слаб и болен, когда ты не понят, забыт, предан или отринут, тебе есть к Кому воззвать. Потому что отныне есть Тот, Кто тебя услышит. Пожалуй, это главное, что надо знать про праздник Рождества Христова.
Но зачем Бог сделал это? Зачем Богу эта уязвимость? Этот путь страданий - от наших грехов, нашего несовершенства, нашей немощи и слабостей, нашего равнодушия, злобы, предательства? Зачем Богу страдания? Распятие? Крестная смерть?
Священномученик II века Ириней Лионский так сформулировал ответ на эту тайну - тайну Боговоплощения и Любви: "Бог стал Человеком, чтобы человек мог стать богом".
С праздником Рождества Христова!