На пресс-конференции Надав Лапид подчеркнул, что рассказанная в фильме история автобиографична - это он сам без знания языка и без гроша в кармане двадцать лет назад вышел из аэропорта Де Голль в большой Париж, где никто его не ждал. Это он отказался говорить на иврите и постоянно рылся в словаре в поисках точных французских синонимов. Это он убедился, что научиться говорить на языке Мольера еще не значит расстаться с клеймом собственной национальности и стать французом - клеймо оказалось несмываемым.
Фильм начинается с эксцентриады, загадочной и до самого конца малопонятной. Атлетического вида парень стремительно идет по парижским улицам, входит в подъезд, берет ключ под ковриком и проникает внутрь роскошных апартаментов, где никого нет, раздевается, лезет в ванну и там мастурбирует. В это время не менее загадочным образом исчезает его одежда, и вот голый человек скачет по пустой лестнице, стучась во все двери, ибо замерзает. Еще не раскусив жанр фильма, мы начинаем думать, что сейчас последует эпизод с инженером Щукиным из "Золотого теленка", но все становится еще драматичней и загадочней. Пытаясь согреться, голый герой возвращается в ванную, где его, почти без дыхания, и находят соседи - начинающий литератор Эмиль и Кэролайн, гобоистка в симфоническом оркестре. Они укладывают его в постель, выхаживают, одевают и, кажется, назревает нечто подобное эротическому треугольнику из фильма Бертолуччи "Мечтатели". Потому что все трое испытывают друг к другу смутное тяготение, хотя ни к чему более определенному оно, как и весь фильм, не придет.
В сюжете будут мучительные своей бессмысленностью уроки французского языка. Будут эмигранты из разных стран, воодушевленно поющие свои национальные песни. Будет попытка героя послужить в израильском посольстве, окончившаяся скандальной эскападой. Будет его демонстративная ненависть к родной стране. Короткая смычка с сионистским движением в Париже. Привычка любой вопрос на иврите срезать ответом на упрямом французском.
"Марсельеза", которую проорет главный герой. Будут его нестойкий брак в видах получить гражданство и бунт на симфоническом концерте, бессмысленная свара с оркестрантами и их гордая отповедь на языке музыки. Мы так и не узнаем настоящих причин ненависти героя и его панического бегства, его характер останется для нас загадкой. Иногда он кажется безумным, иногда напоминает Гамлета - мятущегося, но без видимых причин. Он взрывной и неуживчивый, нежный и хамоватый, расчетливый и неуправляемый одновременно. Но ясно, что даже при самом пылком желании израильтянина Йова стать европейцем вместе им не сойтись: вода и камень, лед и пламень.
В какой мере фильм в этом выводе автобиографичен, судить трудно: Надав Лапид стал во Франции успешным режиссером из тех, кого привечают фестивали уровня Локарно и вот теперь Берлина. Но задав сложнейший вопрос современного бытия, его фильм так и не дал на него убедительного ответа. Возможно, это и не планировалось, потому что попутно у картины возник другой, менее серьезный соблазн. На роль Йова режиссер взял молодого, пока никому не известного французского актера Тома Мерсье, столь щедро одаренного природой, что все иллюстрации к золотому сечению покажутся недостаточно гармоничными. Получив в руки такой мощный козырь, такой рычаг воздействия на эмоции большей половины зрительного зала, режиссер пускает его в ход с самого начала и эксплуатирует неустанно, даже назойливо, выдавая свои чисто коммерческие надежды. Даже вводит в сценарий вставной номер: длинную сцену съемок какого-то любительского порнографического ролика - у нее, впрочем, тоже может быть объяснение типа того, до какого края доведен парень, ищущий себя на чужбине. Можно также увидеть в бессистемном гомоэротизме картины и метафору: голый человек на чужой холодной земле - как упавший с неба Терминатор в старом фэнтези Джеймса Кэмерона. Но не слишком ли много кинематографических ассоциаций для одного так и не нашедшего свой смысл фильма?
А в принципе "послание" этого произведения - не бином Ньютона. В классической комедии Кристиан-Жака "Закон есть закон" оно выражено одним кадром: потерявший себя и родину человек бежит по границе между Италией и Францией, не определившись, кто он на самом деле. Сегодня проблема кочующих народов выглядит много драматичнее, но "Синонимы", ее зафиксировав, даже не попытались ее осмыслить.
Участвуя в рейтинге конкурсных картин журнала "Искусство кино", я хотел поставить фильму 2,5, но там нет столь тонких градаций - поставил 3, что для "Синонимов" многовато. Большинство коллег оценили их значительно выше.