Повесть Марины Цветаевой "Мать и музыка" Чулпан Хаматова читала внешне сдержанно и строго, даже не покачиваясь в туфлях на высоких каблуках, сцепив руки за спиной, обкатывая в гортани буквы и слова, будто бы проверяя их на звучание. Буквы-ноты то лились кантиленой, вступая в сговор с широко звучащим фортепиано, то превращались в синкопы вскрика, соревнуясь с острой кардиограммой звучащего саксофона. "Бедная мать, как я ее огорчала и как она никогда не узнала, что вся моя "немузыкальность" была всего лишь д р у г а я музыка".
Мария Александровна Цветаева (в девичестве Мейн), вторая жена Ивана Владимировича Цветаева, мать Марины и Анастасии, умерла от туберкулеза в мае 1906 года, когда ее первой дочери еще не исполнилось четырнадцати лет. Поэтический дар Марины Ивановны был в ту пору предчувствием, с трудом укладывавшимся в отмеренную черно-белую клавиатуру.
Хаматова высвобождает руки, начиная читать стихи Цветаевой, словно сбрасывая с себя запреты, путы, мучительную дисциплину гамм и канонов. Она становится свободной в выборе судьбы, какой бы трагичной эта судьба ни была. Какого бы напряжения эта свобода ни требовала. И эта "другая" музыка отзывается в звуках рояля и саксофона с новой трагической силой. И открывается новое понимание бытия, когда "все ноты ринулись с листа, /Все откровенья с уст...".
Стихи Беллы Ахмадулиной Хаматова читает, сбросив туфли, приплясывая босыми ногами, без стеснения размахивая руками, словно захлебываясь от капель дождя, которые обрушились на нее по дороге в званые гости. Она беззастенчиво свободна и изысканно дерзка. Слова и музыка сплетаются в восторженном гимне женскому раскрепощенному дару, проницательно чувственному и бесконечно завораживающему...
Так случилось, что мне посчастливилось побывать на этом удивительном концерте на переломе зимы и весны, перед мартовским женским днем, вскоре после того, как в телевизионном пространстве очередной "Агоры" мы обсуждали гендерные проблемы, но не могу сказать, что успешно. Все участники этой дискуссии, как сказала бы Белла Ахатовна Ахмадулина, были досточтимо прекрасны. Просто у дискуссии о проблеме взаимоотношения полов нет и, на мой взгляд, не может быть однозначных результатов и единственных победителей. Когда-то мы вместе с моими коллегами из телекомпании "Игра" сделали программу "Культурная революция" с броским названием "У гениев пола нет", которая вызвала резкие возражения ряда феминистских организаций, потребовавших призвать меня к ответу через Общественную коллегию по жалобам на прессу. Им показалось, что я недооценил способность женщин творить наравне с мужчинами. Так вот, сегодня, безо всякой связи с грядущим 8 Марта, после того концерта в Вене я готов нарваться на иск любых организаций - мужских или женских. С радостью делаю публичное признание: женщины и мужчины могут и должны иметь равные социальные права, но они никогда не будут схожи ни в реальной жизни, ни в искусстве.
Ни один актер не сумеет сделать то, что сотворила актриса Чулпан Хаматова со своими музицирующими соавторшами. Даже если это оннагата - актер театра кабуки, специализирующийся на исполнении женских ролей. Истории театра известны великие актрисы, блистательно исполнявшие мужские роли, достаточно вспомнить Сару Бернар. Были удивительные травести, исполнительницы ролей мальчиков, - Лидия Князева или Валентина Сперантова. Но образы женщин, которые создавали мужчины на европейских или американских подмостках, в большинстве своем отличались подчеркнуто комедийным, демонстративно травестийным характером. Да, и в кинематографе тоже. Оннагата в театре кабуки способны вызвать слезы сострадания, создавая образы-символы, исполненные изысканного духовного богатства. Но они все-таки лишены той магической и манящей чувственной бездны, которой обладают только женщины-актрисы. Совершенно очевидно, что можно спорить и даже ерничать по поводу лингвистического сексизма, присущего современным языкам, в том числе и в тех странах, где исповедуют сверхтолерантность. Не скрою, все чаще и чаще сталкиваюсь с тем, что барышни и дамы, занимающиеся литературным трудом, без оглядки на Ахматову требуют, чтобы их называли поэтесса, а не поэт. Но все же большинство предпочитают говорить "продюсер", "доктор" или "редактор", но не "продюсерша", "докторка" или "редакторка", на чем настаивают особо озабоченные гражданки. Однако про актрису никогда не скажут: это актер. Язык не повернется, хотя подавляющее число режиссеров будут настаивать на том, что в актерстве изначально есть женское начало. Но это взгляд социальных мачо, которые в режиссерах ценят силу, а в актерах - слабость.
В минувший понедельник в замечательном замоскворецком особняке, в Музее В.А. Тропинина и московских художников его времени открылась выставка по названием "Женский вкус", представляющая малую часть антикварной коллекции, собранной Иосифом Кобзоном и его женой Нелли Кобзон. Каждая вещь отражает вкус ее первых и последних владельцев. Как правило, их приобретали сообща. Но все равно доминировал женский вкус. И в этом не стыдно признаться. Ведь женщин со вкусом куда больше, чем мужчин.