Во времена Фрэнсиса Бомонта такая ситуация, кстати, была вполне возможна: четвертой стены не существовало, зрители из партера могли обмениваться репликами с актерами, а те, кто побогаче - потребовать, чтобы им поставили кресло прямо на сцене, чтобы чувствовать себя в гуще событий. Поэтому у современников пьеса успеха не имела, при первой постановке она практически провалилась, потому что никому не хотелось смотреть пародию на самих себя.
Деклан Доннеллан рассказывает, что когда-то разбирал ее со своими студентами и подумал, что ее напрасно считают глупой - она очень глубокая: "Мы живем в мире, где всем правит интернет, и каждый считает, что может написать историю, получить то, что он хочет, здесь и сейчас, немедленно, и стать звездой. Конечно, пьеса написана в другое время, но мне кажется, что это время сильно отражает наше". Финал пьесы, по его словам, это результат демократии в один клик: народ, то есть зритель, получает то, что он хочет - рыцаря с забралом и щитом, на котором пламенеет пестик - символ бакалейщиков, взявших власть в свои руки, - песенку и зажигательный танец. "Но это примерно такой же счастливый конец, как брекзит для Великобритании", - говорит Доннеллан.
Московские театралы "Рыцаря" увидели не первыми - премьера состоялась в январе во Франции, в апреле спектакль отправится в Мадрид, а в июне - в Лондон.
Французская публика, по словам режиссера, более внимательна к иронии, которая в нем заложена, и в то же время вся эта история кажется им довольно зловещей. В России зритель реагирует на английский черный юмор громким хохотом. Можно долго размышлять о причинах. Просто нельзя без смеха, смешанного с восхищением, смотреть на то, что проделывают на сцене супруги-бакалейщики (Александр Феклистов и Агриппина Стеклова) и их племянник (Назар Сафонов).
Ведет эту тройку вперед, конечно же, героиня Агриппины Стекловой. Ее бакалейщица - это не просто шарж, как у автора пьесы, а ярчайший, незабываемый образ русской женщины, которая, как помнится, и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет… И на любой сцене будет чувствовать себя совершенно свободно, привычно руководя мужчинами, к которым она относится как к детям. "Ах ты ляля моя", - нежно говорит она любимому актеру, и тот только кричит в истерике: "Я не ляля!", потому что справиться с бакалейщицей невозможно. Муж, попытавшийся ей что-то возразить, через пять минут просит прощения и бежит за шампанским.
Апофеозом спектакля становится финальный танец, в который она вовлекает всю актерскую компанию, наслаждаясь и музыкой, и танцем, и своей властью.