Во что можно превратить погибающий крестьянский дом? В музей внутри культурного заповедника?
Дмитрий Рогозин: Это только ухудшит ситуацию. Музеи лишь пытаются сохранить уходящее, не обустроить быт, а создать витрину, экспозицию. Это важно, но мы ведем речь не о доме как экспонате, а о доме для жизни.
Ваш обновленный сельский дом чем-то напоминает размещение центра "Эрмитаж в Москве" на месте пришедшего в упадок ЗИЛа.
Дмитрий Рогозин: "Эрмитаж" на ЗИЛе - хорошая метафора для нашей идеи.
И в результате - что? Фестивали в деревне по примеру "Териберки" - раз в год?
Дмитрий Рогозин: Нет, "Териберка" или "Архстояние" - интервенции современных художников в деревенское пространство - превращают селян в аборигенов, на фоне которых релаксируют приезжие горожане. Нас интересуют коренные жители и их родственники. Которые пока в своих домах не живут, а доживают. Этакими хранителями вымывающихся или уже не существующих ценностей. Приезжая в село и начиная говорить со стариками, первое, что слышишь от них: "Я не знаю, зачем живу". Ветшают дома и сами их жизни. В "пристроях" крестьянского дома давно не живет скотина, они не используются для хозяйства или для гостей.
Мечтать, чтобы человек, которому за 60, держал корову, это желать умножения его трудов и болезней, это тяжелейший труд. И экономически невыгодный - пакет молока в сельском магазине дешевле.
Дмитрий Рогозин: Я не за корову во что бы то ни стало. И даже не за бочки с капустой и грибами в "пристроях". В деревне сегодня возможны разные уклады, а не только традиционный, сельский. Например, кузница, вокруг которой начнется общая жизнь. Или там будет сидеть городской человек и работать в интернете. Если сделать в доме туалет и провести горячую воду, предложить варианты удаленного, но достойного образования и медицинской помощи, то жизнь там может оказаться на порядок лучше. Природа, возможность глубоко дышать, встречать восходы и закаты. Эстетика проживания не менее важна, чем функциональность.
Поэт Ольга Седакова, которая полгода живет в деревне и пишет в ней свои лучшие стихи, говорит, что любой рассвет - по воздействию - сильнее кино. А известный театральный продюсер, теперь худрук МХАТа, Эдуард Бояков купил в деревне под Переславлем крестьянскую избу. Перестроил ее, не нарушив архитектурной сути дома - в бывшем хлеву у него веранда-гостиная, кормушка для скота отмыта добела. В этом селе три старых избы куплены относительно состоятельными интеллигентами, решившимися на создание новой жизни для крестьянского дома. Хотя это гораздо дороже, чем снести деревенский дом и построить на его месте новый. И про Петра Мамонова все знают. Можно сдать квартиру и уехать на Гоа, а можно и в глухую деревню? Но этот возможный десант не упрется в психологическую преграду? Часто городское общество смотрит на деревенских жителей, как... на папуасов.
Дмитрий Рогозин: Деревенские отвечают им взаимностью. Студентки, побывавшие в фольклорных экспедициях в отдаленных селах, хорошо это знают. У нас образовались две социальные совокупности - городские и деревенские люди. Но они разорваны во многом искусственно. В наших городах живут, в общем-то, деревенские люди. И вопрос "Возможен ли ренессанс деревни?" возникает регулярно. Когда нам в конце 70-х и 80-х стало не хватать в городах еды и возникло движение дачников, разве это не был "обратный ход"? В 90-е и в начале нулевых люди с доходом выше среднего, превращали советские дачки в загородные дома - это тоже своего рода "обратный ход". Человек, купив машину и наездившись по заграницам, все равно начинает смотреть в сторону села.Сейчас и в Китае, и в Европе место твоей работы может быть в 200 км от приближенного к сельскому дома, ты - живущий в селе клерк. В Германии довольно высока доля сельского жилья, которое мы бы, наверное, не посчитали сельским из-за его высокого комфорта - солнечные батареи, высокая автономность жизни.
А "прощание с Матерой", когда тысячи неперспективных деревень исчезли, утонули, как Атлантида?
Дмитрий Рогозин: С "Матерой" мы попрощались в том, старом советском сценарии развития. Но сейчас произошли колоссальные изменения: и дорожная инфраструктура гораздо лучше, и есть автомобили-внедорожники, и мобильная связь. И это "время связи" кардинальным образом все меняет. Жизнь в деревне больше не означает изолированности, в ней нет угроз "оседлости навсегда", отсутствия интересных контактов, ущемленности в гражданских правах вроде беспаспортной жизни в колхозах. Но при этом у нас в стране сильная централизация. Финансовые и людские ресурсы концентрируются в столице, региональных центрах, крупных городах-миллионниках.
Поэтому у нас часто не любят Москву. Когда-то социолог Владимир Ядов в шутку заметил, что москвофобия - знак целостности России.
Дмитрий Рогозин: Ой, боюсь, что с Москвой как с эротикой: жуткого желания не возникнет, если в твоей любви нет агрессивности, напора, а то и раздражения. Милые бранятся, только тешатся. Да, есть москвофобия, но есть и огромное уважение, почитание Москвы. Куда ни приедешь, "Ну что у вас там, в Москве, расскажите". Но я бы не преувеличивал желание жить в Москве. Люди хотят прожить жизнь, понимая, зачем они живут. А это понятнее всего в крестьянском доме, как месте подлинной жизни - твоей и рода.