Люди проходят мимо них, не обращая внимания на привычную, примелькавшуюся красоту. Парашютисты, словно летящие, парящие в воздухе спортсмены, самолеты с алыми крыльями, Кремль, напоминающий космическую ракету, дирижабль... Все это знаки времени, символы, по которым Дейнека выстроил свое творчество и структурировал биографию.
Спорт, самолеты и дирижабли - олицетворение раннего советского времени, с его культом здорового человеческого тела и новейшей на то время техники, верой в будущее и прогресс. Нам это непонятно: тридцатые годы, с их порывом вперед и вверх, героикой и ужасом остались в прошлом, мозаики Дейнеки для нас всего лишь красивая картинка. Одна из лучших книг об этом времени не случайно называется "Террор и мечта. Москва 1937" (Карл Шлегель, РОССПЕН, 2011), и эта мечта с необыкновенной полнотой воплощена в творчестве Дейнеки. При этом он, признанный советской властью (Герой Соцтруда, Ленинская премия, два ордена Ленина) художник, был необыкновенно противоречив. По сути дела, Дейнека прожил не одну, а несколько творческих жизней.
В первой он был модернистом, испытал сильное влияние Пикассо и немецкого экспрессионизма, и это отозвалось ему в 1948-м, когда началась борьба с тлетворным влиянием Запада. Дейнеку покарали, понизили в должности - он был директором Московского института прикладного и декоративного искусства, а стал преподавателем. Его судьбу это не сломало, впереди были присуждение звания народного художника СССР и Ленинская премия, официальное признание одним из первых мастеров своего времени. И очередная трансформация - поздние работы Дейнеки, с ликующими, красиво одетыми колхозниками на открытии красивой колхозной электростанции ("Открытие колхозной электростанции", 1952), мощными и опрятными кузнецами ("Кузнецы", 1957), бодрыми рабочими и мудрым руководителем ("На просторах подмосковных строек", 1949), так полно выражают идеал социалистического реализма, что одновременно его обнуляют. Мечта выдохлась, после этого из картин художника ушли энергия, вера, внутренний драйв, хотя мастерство осталось безупречным. Для того чтобы понять, как сильна и прекрасна, художественно плодотворна была мечта, достаточно взглянуть на работы Дейнеки 20-30-х годов.
Монументальная, словно отлитая из бронзы "Оборона Петрограда" (1928). Вратарь, тянущийся в воздухе за мячом, распластавшийся в нем так, как будто он преодолел законы гравитации ("Вратарь", 1934). Залитые солнцем города и поселки, обнаженные и полуобнаженные женские и мужские тела, свет, воздух, рвущаяся вперед сила. Парящие над землей самолеты. Особенно хорош "Бомбовоз" 1932 года - огромный, как дом, ТБ взлетает над весенним лугом. За крыльями самолета виден грозовой фронт (репродукция предоставлена Астраханской картинной галереей)... Все это существует в отрыве от реальной жизни своего времени и имеет к ней такое же отношение, как жизнеутверждающий советский кинематограф 30-х, вот только в работах Дейнеки несравнимо больше творческой мощи, и проживут они намного дольше. В фильмах этого времени ощутим привкус конформизма, а его написанные в 20-х и 30-х годах картины честны, их одухотворяет искренняя вера в идеал, они по-настоящему радостны. Новая жизнь для него равна свободной силе и раскрепощенности, она светла, ее создают сильные, уверенные в себе, живущие без оглядки на других люди. Эта картина мира, конечно же, была чистейшей воды утопией.
Искусство не повторяет реальность: эстетические концепции Чернышевского были сомнительны и в его эпоху, сейчас это просто смешно. Но советские 30-е были временем почти религиозной веры в будущее, в социалистический земной рай и одновременно временем заставлявшего имитировать эту убежденность насилия. Искусство помогало строить новую жизнь, мечта и террор сливались, и в конце концов мечта умерла.
При этом Дейнека несводим к тому, что было сказано выше. Его картина "За занавеской" (1933), в 2015-м проданная на аукционе MacDougall s в Лондоне за 3,5 миллиона долларов, не может быть полностью опубликована в газете из-за требований действующего законодательства. Дейнека ее никогда не выставлял, но она существует и доказывает, что женское тело для него не обязательно было таким атлетически-асексуальным, как на картине "Игра в мяч" (1932) и многих других. У него был дар слышать время и меняться ему в лад. Фотограф угрозыска, воевавший с белыми красноармеец, борец и боксер, добрый знакомый Маяковского, больно битый критиками Российской ассоциации пролетарских художников, Дейнека был жаден до живой жизни. Сын железнодорожника, прекрасный спортсмен, любитель техники, он был созвучен своей эпохе. А когда эпоха остановилась и застыла, он рассказал и об этом.
Его последняя картина ("Трудное решение", 1966), написанная за три года до смерти, по-настоящему страшна. Синий фон, светло-синяя человеческая фигура с синим лицом и неестественно вывернутой рукой, темно-красные цветы на темно-синем столе. Человек думает, человек погружен в глубокую печаль. Он с чем-то прощается... Здесь Дейнека напоминает Пикассо, за такую художественную манеру в конце тридцатых - пятидесятых годов его бы распяли, но в относительно либеральном 1966-м знаменитый советский художник мог это себе позволить. Это реквием, прощальный поклон жизни и той стороне его огромного дара, от которой он отказался.