И даже в случае признания его современного бытия оно вызывает бесконечное число оговорок и споров. Многим памятен ответ Л. Н. Гумилева на вопрос о том, является ли он интеллигентом: "Боже меня сохрани!" Равно, как и не забывается раздраженная мысль из письма К. П. Победоносцева В. К. Плеве: "Ради Бога исключите слова "русская интеллигенция". Ведь такого слова по-русски нет. Бог знает, кто его выдумал. И Бог знает, что оно означает..." Нередко вспоминают беспардонный приговор В. Ленина: "Интеллигенция - это не мозг нации, а говно". Реже цитируют знаменитого публициста монархического толка, автора пособия "Самооборона или нападение без оружия", изданного НКВД, И. Л. Солоневича: "Русская интеллигенция есть самый страшный враг русского народа".
Как известно, термин "интеллигенция" ввел в массовый обиход П. Д. Боборыкин, плодовитый и небесталанный литератор, что называется, "второго ряда", в своей публицистике 1860-х годов, - уже одно это вызывало раздражение у многих представителей "читающей России". П. Боборыкин был моден, но явно не мог претендовать на высокое звание властителя дум. Отсюда - глубинное недоверие к его литературному философствованию. Неслучайно у А. П. Чехова можно найти немало горьких слов в адрес русской интеллигенции. Но в то же время именно он оставит в "Записных книжках" 1896-1897 гг. важную мысль: "Сила и спасение народа в его интеллигенции, в той, которая честно мыслит, чувствует и умеет работать". Споры вокруг интеллигенции и внутри этой социальной группы образованных людей обострятся в "эпоху канунов", станут непримиримыми в революционные и послереволюционные годы. И если Вл. Маяковский вслед В. Ленину выкрикнет, что "интеллигенция есть ругательное слово", то М. Горький, которого трудно подозревать в пристрастии к новой интеллигенции (достаточно припомнить пьесу "Дачники"), разразится возвышенной тирадой: "Интеллигенция - это лучшие люди страны, которым приходится отвечать за все плохое в ней".
Примечательно, что в словаре Д. Н. Ушакова, над которым он работал с 1928-го по 1940 год, помимо всех прочих определений сохранятся слова, отражающие идеологические штампы нового времени диктатуры пролетариата: "Интеллигент - человек, социальное поведение которого характеризуется безволием, колебаниями, сомнением". Как будто написано до знаменитого фильма братьев Васильевых "Чапаев", где, оценивая психическую атаку офицерского полка каппелевцев, идущих в полный рост на позиции чапаевцев, два красноармейца ведут примечательный диалог: "Красиво идут... Интеллигенция..." Оскорбительно для офицерского сословия, воевавшего на стороне белых, - для большинства из них само понятие "интеллигент" было синонимом революционера. Как недавно оскорбился один уважаемый человек: "Я не интеллигент, я - дворянин!"
Весь этот монтаж нестыкуемых цитат проносился у меня в голове, - они наталкивались одна на другую, противоречивые, проталкивающиеся в современную жизнь, которая при всей своей новизне укоренена в прежней истории. Все это вертелось в недлинные мгновения церемонии вручения Государственных премий России, пока память не вытолкнула на поверхность еще одну цитату. Теперь из Георгия Иванова, прекраснодушного русского интеллигента, в молодости побывавшего членом РСДРП, эмигрировавшего из большевистской России после победы Октябрьской революции. В журнале "Версты" под псевдонимом Е. Богданов он опубликовал знаменитую статью "Трагедия интеллигенции", а с 1931 года по 1939-й издавал журнал "Новый град", полный утопических надежд соединить социализм, либерализм и христианство. И каким бы трагичным не видел он путь русской интеллигенции в ХХ веке, он определил ее высшее предназначение: "На русскую интеллигенцию ложится тяжкая ответственность: не сдать своих культурных высот, идти неустанно, без отдыха, все к новым и новым достижениям. Уже не только для себя, для удовлетворения культурной жажды или профессиональных интересов, но и для национального дела России".
Именно о "национальном деле России" думали и говорили лауреаты Государственной премии РФ неделю назад, не поступаясь собственным чувством достоинства и естественной потребностью интеллектуальной свободы. Помимо ритуальных формул благодарности за возможность заниматься любимым делом при поддержке государства, в их словах не было ни грана бессмысленной сервильности. Они говорили о деле, которому они служат, - и эта преданность отечественной науке, литературе, искусству не могла не вызывать глубокого уважения к ним. В их словах содержалась та "умственная порядочность", которая, по мнению Д. С. Лихачева, отличает подлинного интеллигента от бесконечного сонма имитаторов. Самостоятельность и независимость мышления, в конечном счете всегда созидательны, устремлены к открытию прежде непознанного. Их дерзновенная мысль не разрушительна. Но, смею полагать, что каждому из героев этих заметок близки слова А. Ф. Лосева: "Подлинная интеллигентность всегда есть подвиг, всегда есть готовность забывать насущные проблемы эгоистического существования; не обязательно бой, но ежеминутная готовность к бою и духовная, творческая готовность для него".