Константин Демидов: Об этом фильме очень много говорят, но я посмотрел только начало и больше не хочу. Там слишком много неправды. Например, мне не нравится посыл о насилии государства над людьми, которые работали над ликвидацией аварии. Всякое случалось, но от людей не скрывали, куда и зачем они едут. В зону аварии отправлялись добровольно.
А как вы туда попали?
Константин Демидов: Я проходил срочную службу в подразделении МВД, при котором действовал внештатный ансамбль. Однажды нас построили и объявили, где нужно выступить с концертами. Сразу сказали, что от поездки можно отказаться. Несколько человек так и сделали - вышли из строя и остались в Питере. Никаких проблем или репрессий по отношению к ним не было. А мы объехали с концертами практически все 30-километровую и 10-километровую зоны.
В каких условиях приходилось работать?
Константин Демидов: После аварии территорию взяли под охрану, чтобы не допустить распространения зараженных радиацией вещей. Даже просто ходить там нужно было аккуратно. Идешь по дорожке - один уровень радиации. Сделаешь шаг в сторону - он вырастает в десятки раз. Или, например, корова прошла, оставила "лепешку", и концентрация радиации повысилась. Поэтому специальные команды уничтожали животных и птиц, которые тоже представляли опасность. Зато нас кормили хорошо, потому что срок годности продуктов был очень коротким.
Сначала мы давали по три концерта в день, но потом так работать стало физически невозможно. Порой от йода садились голосовые связки, трудно было петь и что-то рассказывать со сцены. Бывало даже, что зеленые респираторы становились оранжевыми... Но это еще не самое страшное.
А что было страшнее всего?
Константин Демидов: Однажды мы приехали выступать в клуб, возле которого была песочница. В ней играли дети лет пяти. Маленькие такие дети, но со взрослыми глазами. Это было жутковато, потому что не соответствовало привычному порядку вещей. Более того, дети играли в песочнице и обсуждали уровень радиации! Сколько было вчера, сколько сегодня...
Еще запомнилось покинутое людьми село. Большое, с хорошими добротными домами. Мы стояли на холме и смотрели на него сверху. Представьте картинку: голубое небо, яркое солнце и пустые улицы, и темные глазницы окон, затянутые пленкой. Кто-то, уезжая, забыл выключить радиоточку, и в полной тишине радио работает на все это огромное пространство. И никого нет вообще. Такое острое чувство беды во всем этом!
Но если сначала страшно, потом чувство опасности как бы "отщелкивается", и просто начинаешь делать свою работу. Зато в таких ситуациях особенно значимыми становятся простые человеческие ценности, без которых не выжить. Правда. Добро. Любовь. Честность. Ответственность.
Как люди принимали ваши концерты?
Константин Демидов: Вот простой пример. В белорусском поселке Брагине у нас должен был состояться концерт в семь часов вечера. Но мы приехали раньше - часа в три. А в зале местного клуба на 500-600 человек уже полно народу. Люди даже сидели на ступеньках. А ведь автобусы не ходили. Зрители добирались своим ходом или на попутках из соседних деревень. Мы спросили, зачем их собрали так рано. А нам говорят: мол, сами пришли еще к 12 часам и ждут артистов. Там я по-настоящему понял, что такое артист и почему эта профессия так необходима. До сих пор, если становится тяжело, я вспоминаю эти моменты.
Наверное, в экстремальных ситуациях, на грани жизни и смерти, человек начинает жить настоящей жизнью и острее воспринимает искусство. Что-то похожее было ведь и на фронтах Великой Отечественной, и в блокадном Ленинграде, и сейчас в Донбассе.
Константин Демидов: Конечно! Актриса нашего театра Галина Короткевич рассказывала, как приезжала на фронт в составе агитбригады. Командиры и политруки всегда просили: "Главное - повеселее, повеселее, девчонки!" Однажды кто-то подошел к ней, сунул буханку хлеба и сказал: "Только танцуй, пожалуйста!" Видимо, и в чернобыльской зоне было что-то похожее. Кстати, мы ведь выступали там в основном с песнями военных лет. Некоторые наши трусоватые начальники старались сократить концерты, опасаясь радиации. В том же Брагине нам дали всего полчаса на выступление, а мы работали полтора. Под злую ругань начальства, которое требовало заканчивать. Но мы не могли работать меньше после того, как люди так долго нас ждали.
"Я такого мата в жизни не слышал!"
- О командирах нашего подразделения в чернобыльской зоне - отдельная история, - рассказывает Константин Демидов. - Все-таки не все проявляют себя достойно в подобных ситуациях. Если у других все сложилось нормально, то нашему подразделению не повезло. Это было исключение из правил, но - увы... С самого начала на нас не пришли необходимые документы. Так что нас даже оказалось не во что переодеть. Как прибыли в парадной форме, так в ней и остались. Средств защиты тоже не выдали. При этом наши командиры каким-то образом получили все необходимое. С питьевой водой тоже были проблемы.
Незадолго до армии я снялся в белорусском фильме. И меня узнали по этой роли в соседнем подразделении резервистов. Услышав, что нас даже не переодели, хотели набить морду нашему командиру, я их еле остановил. Резервисты дали нам респираторные повязки и питьевую воду - три ящика боржоми. Мы ее и пили, и зубы ею чистили. А она вся пенится!
Как-то я не выдержал и сказал нашим офицерам: "Видели бы ваши матери, что вы делаете с чужими сыновьями". Мне за это дали четыре наряда вне очереди и отправили чистить туалет. И вот я иду в парадной форме к этому туалету: в одной руке веник, в другой - ведро. Меня останавливает пожилой человек в простой полевой форме, спрашивает, кто я и что собираюсь делать. Я объясняю. Оказалось, это генерал. Он отменил наряды, нашел командира и... Я такого мата в жизни не слышал! В общем, выяснилось, что очистку туалетов может выполнять только специальное подразделение в полной прорезиненной защите. Эта работа в зоне особенно опасна.