Речь шла о Греции античной, где не только появился на свет миф о похищении Европы, сестры Кадма, которой овладел Зевс, но и рождалось европейское миропонимание и европейское мирочувствование. Универсальное знание, где философия, объединявшая все впоследствии разделенные науки, и мифология, удивляющая возможностями человеческого воображения, на тысячелетия вперед предопределили развитие человеческой цивилизации. В словах участников этого прекрасного интеллектуального соревнования, придуманного почти тридцать лет назад Юрием Вяземским и "примкнувшей к нему" Татьяной Смирновой, чувствовалась твердая уверенность в том, что великая эллинская культура не утратила своей ценности и необходимости в современном мире.
В этом смысле старшеклассники из разных городов России, заражающие своим оптимизмом, казались совсем не похожими на сумрачных мыслителей ХХ-ХХI веков, обещавших закат Европы и скорую ее смерть.
Освальд Шпенглер, опубликовавший в 1918 году "Закат Европы", монументальный труд, разозливший многих историков, но завороживший куда большее число менее искушенных читателей, не мог не знать, что название его работы в определенном смысле содержит в себе тавтологию. Слово "Европа" на финикийском языке означает "запад" или "заход", то есть "закат". "Закат заката" - это уже длящаяся агония. Или свершившаяся смерть. Смерть витает на страницах этой грандиозной книги, ибо ее автор с прямолинейностью учителя математики (а он преподавал эту дисциплину в гимназии), не без оснований, впрочем, утверждает: "Мировая история - это история государств. История государств - это история войн". О закате Европы на протяжении более чем столетия любят говорить даже те люди, которые не читали книгу О. Шпенглера, в последние семьдесят лет уже не опасаясь никаких жизненных последствий от своих умозаключений. И не вспоминая русских философов - С. Франка, Ф. Степуна, Н. Бердяева и других, кто имели неосторожность разозлить большевистскую власть своими рассуждениями о "Закате Европы", за что они были, в конце концов, высланы из Советской России в 1922 году. И тем более стараясь забыть о нападках Адольфа Гитлера, который публично обрушился на знаменитого ученого: "Я не последователь Освальда Шпенглера! Я не верю в закат Европы. Нет, я считаю своим провиденциальным призванием способствовать тому, чтобы он был предотвращен". Все вышло ровно наоборот - фюрер сделал все, чтобы его ускорить, окончательно добить Европу. И поставить вопрос о сути европейской цивилизации. О том, способен ли европейский гуманизм предотвратить трагедию массового расчеловечивания людей и массового их истребления.
И дело было не в наступлении воинствующего рационального прагматизма. Не в торжестве века науки, как считали русские философы. Они вслед за О. Шпенглером были уверены в том, что "закат западноевропейской культуры - это рождение рационалистической цивилизации, которая ведет к деградации высших духовных ценностей культуры" (Ф. Степун). Нацизм как и любой тоталитарный режим строился не на научном знании, а на иррациональной вере. На коллективном бессознательном враждебном разуму. Не случайно коммунист и антифашист Бертольт Брехт создавал театр "века науки", пробуждающий индивидуальное ответственное осознание бытия, - в этом был акт спасения европейской культуры от коллективного безумия.
Пожалуй, наибольшее признание получило само название монографии О. Шпенглера. Мысль о закате Европы пронизывает весь ХХ век, с особой остротой и отчетливостью проявляясь после двух мировых войн. И тут уж не до ницшеанского "умершего бога". Здесь речь идет о десятках, сотнях миллионов убитых, когда экзистенциальные философствования героев Ф. М. Достоевского о праве на убийство кажутся обветшавшей роскошью. Но сколько бы раз ни повторяли после Второй мировой войны слова Теодора Адорно о том, что "после Освенцима нельзя писать стихи", с каким бы отчаянием ни оплакивали традиции европейского гуманизма, - после каждого вселенского пожара он возрождался вновь и вновь. Пусть даже и за неимением ничего лучшего. Как справедливо заметил один из самых глубоких современных философов Карен Свасьян, Освальд Шпенглер, утверждая закат Европы, был подлинным реликтом Европы, не удержавшимся от отчаянного крика: "Я не могу жить без Гёте, без Шекспира, без старой архитектуры!" А мы, подступившие к третьему десятилетию ХХI века, можем?
Эмманюэль Макрон незадолго до победы на президентских выборах в своей книге "Революция" провозгласил важную для него цель: "Нам нужна Европа, если мы желаем стать хозяевами своей судьбы". И, уже став президентом Франции, он стремится "перезапустить" европейский проект, который должен вернуть Европе если и не былое величие, то хотя бы былую славу, способность разговаривать на равных с мировыми игроками любого масштаба.
Но "что нам Гекуба?" Немало совсем неглупых людей в России готовы с любопытством наблюдать закат Европы, полагая, что мы не имеем к нему никакого отношения. И только выиграем от исторического поражения галлов и германцев. Опаснейшее заблуждение, которое может дорого стоить нашему Отечеству. Поэтому завершу эти заметки словами Ф. М. Достоевского: "Европа - но ведь это страшная и святая вещь, Европа!... Знаете ли вы, до каких слез и сжатий сердца мучают и волнуют нас судьбы этой дорогой и родной нам страны, как пугают нас эти мрачные тучи, все более и более заволакивающие ее небосклон?"