Театр Якобсона, при жизни создателя живший в полуподпольном режиме, в постсоветскую эпоху с трудом выживавший в конкуренции с мощными академическими коллегами, сейчас выпускает одну резонансную премьеру за другой. Его молодой худрук Андриан Фадеев ищет для своего коллектива новый имидж и новый почерк. Экс-премьер Мариинского театра, он прежде всего откорректировал классический репертуар. Укрепив на нем коллектив, взялся за поиск оригинальных идей и постановщиков. Прошлогодняя лаконичная "Жар-птица" англичанина Дагласа Ли произвела впечатление сложившимся почерком хореографа, его острой графикой, отсылавшей к готическому письму даже в пересказе русской сказки.
"Пиковая дама" тоже обращена к русским культурным корням. До этого "Пиковую даму" уже воплощали как балет-поэму Николай Боярчиков и Ролан Пети. Аргентинец Иньяки Урлезага, в послужном списке которого значатся "Травиата", "Сильвия", "Белоснежка", пошел другим путем: он предложил петербуржцам трехактный балет-роман. Хореограф сочинил собственное либретто. Оно положено на музыку оперы Чайковского - деликатную аранжировку и оркестровку сделал Андрес Риссо, переделавший вокальные партии в оркестровые. Театр Якобсона, не обладающий собственным оркестром, на премьере прибегнул к помощи Санкт-Петербургского академического симфонического оркестра, за пультом которого стоял Александр Титов.
Художниками на "Пиковую даму" пригласили Эцио Фриджерио (сценография) и Франку Скуарчапино (костюмы). Многолетние сотрудники Джорджо Стрелера, они когда-то пришли в балет по зову Ролана Пети и прославились сотрудничеством с Рудольфом Нуреевым (в Большом театре идет их "Спящая красавица" в постановке Юрия Григоровича). Эта пара мастеров старой итальянской школы воспроизводит в театре "реальность, только лучше". И на сцене БДТ, где показали премьеру "Пиковой дамы", Фриджерио не побоялся выстроить Петербург в Петербурге - узнаваемые силуэты Летнего сада, Никольского собора, колонны и дворцовые залы. Его со Скуарчапино "Пиковая дама" - это не только балет Урлезаги, но и воспоминание о великой оперной сценографии Владимира Дмитриева, прожившей в Москве и Ленинграде больше полувека и неотделимой от оперы Чайковского.
Вероятно, музыка и оформление трансформировали замысел хореографа. От "мотивов повести А.С. Пушкина", заявленных на афише, осталась удвоенная "н" в фамилии главного героя, а драматургия практически калькировала оперное либретто - приметы пушкинской эпохи полностью вытеснили екатерининское время.
Любовь, как обычно и бывает в балете, потеснила все, даже карты. Вероятно, это могло бы принести спектаклю успех, тем более что в партиях Лизаветы и Германна заняты молодые, обаятельные и технически свободные Алла Бочарова и Андрей Сорокин. Но хореограф основную часть трехактного балета заполонил не танцем, а жестами. Можно было бы подумать, что Урлезага стилизует хореодраму, которая оказалась бы вполне уместной в каких-то сотнях метров от театра, где родились "Бахчисарайский фонтан" и "Ромео и Джульетта". Увы, там, где Ростислав Захаров и Леонид Лавровский, родоначальники жанра, умели поэтизировать условный жест, Урлезага не поднимает его выше бытового, и Томский с удивительной невоспитанностью тычет пальцем в великолепную Графиню, рассказывая о ней Германну. Дуэты же в его постановке полны движений, но не танца. Массовые сцены позволяют оценить слаженность, которую удалось воспитать репетиторам в разнокалиберной труппе, и самоотдачу кордебалета. Главной же героиней спектакля, вопреки воле постановщика, оказалась Графиня. Хореограф снабдил ее многими штампами балетных старух - от Феи Карабос в "Спящей красавице" до Мадам из "Манон". Но в исполнении молодой и полной сил Светланы Свинко, вложившей в роль нерастраченный запас сил классической примы, Графиня оказалась непредсказуемой, своенравной, то ли красавицей, то ли старухой, спутывающей все карты. Тень настоящей Пиковой дамы мелькнула над спектаклем. А театру Якобсона вскоре предстоит еще одна интригующая премьера - он обогнал петербургских грандов в гонке за легендарным "Онегиным" Джона Крэнко, которого покажет летом.