Глядя на все, что происходит вокруг коронавируса, у многих складывается мнение, что наука оказалась не готова к его появлению. Он выпрыгнул как черт из табакерки. В многочисленных телепередачах, в интернете звучат самые разные противоречивые мнения о его природе, опасности, распространении. Ваш комментарий.
Константин Северинов: Tе, кто так считают, не вполне понимают суть научной деятельности. Это не ресторан, где вы делаете заказ, и вам тут же приносят готовое блюдо. Наука дает вам лучший, пожалуй, единственный метод для понимания новых, неизвестных явлений, таких, например, как пандемия, и дает возможность в конечном счете контролировать их. Но на это требуется время, готовых решений нет. Что касается конкретной ситуации с COVID-19, то я бы не согласился с утверждением, что наука оказалась не готова. Эпидемия еще только набирала силу, а учеными уже был выявлен агент, который вызывает эту болезнь. На основании РНК вируса разработаны тесты для его выявления. Мы имеем дело с новым агентом, поэтому нужно время, чтобы его изучить, понять, как он взаимодействуют со своим хозяином, с человеком, как мы отвечаем на него. Для этого требуются серьезные исследования, многочисленные эксперименты. Наивно думать, что можно управиться за месяц. У нас есть пример - вирус СПИДА, который был выявлен в 1984 году. Понадобилось четыре года, чтобы в 1988 году появились первые лекарства, хорошими их назвать можно только очень условно. И только в начале этого века болезнь стала контролируемой.
Конечно, в условиях пандемии, когда ей всего несколько месяцев, мы знаем о коронавирусе недостаточно. Во всем мире идет научный поиск, выдвигаются различные гипотезы, почти всегда неправильные, но постепенно, путем перебора и отбрасывания несостоятельных идей, появляется свет в конце туннеля. И это в науке нормальная ситуация. Нет никаких сомнений, что только наука с ее методом проб и ошибок сможет победить эпидемию или взять ее под контроль.
Президент РАН Александр Сергеев сказал, что сейчас для нашей науки настал момент истины. От нее ждут, что она сможет не только найти выход из ситуации с пандемией, но спрогнозировать, какое будущее нас ждет, как изменится мир. А вообще есть мнение, что вирус вытолкнул нашу науку из многолетней тени на первый план. Как говорится, нет худа без добра.
Константин Северинов: Да, мы много лет слышим от многих академиков, что единственная проблема нашей науки - недостаток финансирования. Говоря попросту, дайте денег, и мы все решим. Но это не так. Деньги сами по себе ничего не решают. Организация нашей науки, ее управление остались во многом советскими. Это жесткая иерархия снизу доверху, несовершенная экспертиза, укоренившийся конфликт интересов, жесткое и часто совершенно излишнее администрирование работы ученых. Все это мешает главному - свободе творчества, ведь научная деятельность - это творческая деятельность. Чтобы изменить ситуацию, нашей науке нужны структурные перестройки.
Масштаб поставленных генетической программой задач, по мнению руководства страны, сопоставим с теми, которые решали атомный и и космический проекты. Но наша генетика, судя по публикациям и цитированию в ведущих научных журналах, серьезно отстает от ведущих стран. Ее мировой рейтинг ниже, чем у отечественной физики или математики. Способны ли мы осуществить тот рывок? И дальше не отстать в мировой гонке?
Константин Северинов: Честно говоря, я боюсь слова "рывок". Большой внезапный скачок в науке вряд ли достижим, слишком велика вероятность скакнуть не так и не туда. Развитие науки - это постепенный эволюционный процесс. Скачки вредны, важнее четкое стратегическое видение и поступательное движение в выбранном направлении. Сможем ли мы выйти в лидеры в области генетики? В принципе, нет никаких причин, по которым для нас это невозможно. Мы не хуже, чем другие. Опыт Китая показывает, что за счет очень больших денежных и, главное, людских вливаний (у них было массовое возвращение в страну ученых-соотечественников из США и Европы) и развития собственной базы производства реагентов и оборудования можно за 15-20 лет выйти в лидеры, а по ряду позиций стать первой державой в мире в науках о жизни. Если мы готовы напрягаться 15 лет, то это вполне реально. А если закладываться на 3-5 лет, то будет только пшик, показуха и штурмовщина.
Можем ли скопировать удачный опыт Китая?
Константин Северинов: Уверен, что нет, но учиться у них надо. У каждой страны своя специфика. Как я уже сказал, нашей науке требуется очень серьезная структурная перестройка.
Конечно, крайне важна декларация, что генетика является национальным приоритетом, что принята Федеральная программа развития генетики. Вопрос - как это будет реализоваться. Каковы механизмы? Скажем, созданы три генетических центра, которые должны, как заявлено, работать на мировом уровне. Смогут ли? Почему есть сомнения? Дело в том, что они строятся на фундаменте существовавших с советских времен системах академических и отраслевых институтов и вузов. Если раньше они не могли обеспечить мировой уровень разработок, то почему сейчас ситуация вдруг изменится?
В то же время сейчас минобрнауки РФ разрабатывает очень интересную, на мой взгляд, программу в области генетических исследований, где есть принципиально новые элементы организации, есть упор на научные группы, которые не ассоциированы с какими либо тяжеловесами, такими, скажем, как МГУ, Пущино и другими. Лидеры этих групп показали, что они смогли в российских реалиях делать серьезные работы, нашли новые формы организации научной и образовательной деятельности. Возможно, эти группы станут ростками новых научных структур.
Прямо скажем, приход в генетику "Роснефти" стал большой неожиданностью. Многие восприняли эту фирму как финансовый ресурс, который даст науке серьезные деньги, и ученые наконец получат возможность вести исследования на мировом уровне.
Константин Северинов: Я вижу это совершенно иначе. Речь прежде всего идет о создании в нашей науке принципиально новых организационных форм. У корпорации, безусловно, есть опыт реализации масштабных инфраструктурных проектов, есть ресурс, есть понимание, как нужно реализовывать генетическую программу. У корпорации есть своя научная повестка, более того, она будет создавать принципиально новые возможности для других игроков, и значительная часть нашей науки будет откликаться. Ведь речь идет не только о создании геномного центра для секвенирования геномов, там будет много новых инициатив.
Кроме того, очень важно, что корпорация имеет большой опыт выстраивания масштабных партнерств, практической работы с инвесторами - и в Китае, и на западных рынках. Эти связи и опыт можно и нужно будет использовать для развития генетических проектов. Не уверен, что подобные навыки и ресурс до прихода корпорации в отрасли были.
Вы являетесь научным руководителем проекта "Биотехнологический кампус". Заявлено, что он займется секвенированием геномов для выявлением предрасположенности россиян к генетическим заболеваниям. Что здесь нового? Ведь во многих странах уже имеются такие центры. Кстати, у нас разные фирмы предлагают за деньги провести полное секвенирование.
Константин Северинов: Да, это так. В России есть несколько сотен разношерстных приборов для такой работы, они разбросаны по всей стране и их мощности используются в лучшем случае на 5-7 процентов. Реальный выхлоп от больших вложений мизерный. У нас нет Национальной базы геномных данных, что также совершенно неприемлемо.
Если нам удастся за два года создать центр высокоэффективного геномного секвенирования, который будет виден на карте мира, это станет очень весомым результатом. Он потянет за собой много других вещей. Он должен работать как фабрика, 24 часа в сутки 7 дней в неделю. Обеспечение такой работы потребует решения многих вопросов. Нужно, наконец, решить проблемы с реагентами, которые всегда были у нас одним из самых узких мест, с доставкой биологических образцов со всей страны, с хранением полученных данных, их анализа, создать условия, чтобы медики могли пользоваться этими данными, а также решить ряд связанных с этим законодательных вопросов. Центр станет системообразующим для ученых многих направлений, он будет заниматься не только геномикой человека, но и, например, микробиомами, метагеномикой. Изучать то, что живет на нас, внутри нас и вокруг нас. Это крайне важно, например, для поиска новых антибиотиков и биоактивных веществ. Словом, предстоит решить множество сложнейших задач. Я не вижу, как нынешние академические институты могут сделать нечто подобное без внешней помощи. Но, конечно, мы будем работать вместе с ними, помогать им, а они - нам.
Что должно измениться в нашем образовании, чтобы оно готовило ученых, способных работать на мировом уровне?
Константин Северинов: Большая часть вузов сегодня готовит людей, которые не могут работать на мировом уровне. В трех-четырех ведущих вузах уровень бакалаврского образования в области наук о жизни более-менее соответствует мировому, но затем в магистратуре, а особенно в аспирантуре, где главную роль играет научная работа, он падает. Вы сами отметили, что Россия не занимает в генетике лидирующие позиции. И странно, если бы аспиранты качественно отличались от своих научных руководителей. Конечно, есть очень хорошие руководители, хорошие лаборатории, но их мало. Люди, получившие подготовку в этих группах, а затем создавшие свои независимые подразделения, могли бы стать центрами кристаллизации, о которых я ранее говорил, вокруг них будут складываться новые формы обучения и организации науки. Но для этого нужно время, мы не можем по мановению волшебной палочки изменить ситуацию. Хочется верить, что некоторые из выпускников нашей новой программы станут лидерами генетических исследований в стране в будущем. Кстати, "Роснефть" заключила соглашение с Московским государственным университетом, и с сентября на базе биофака стартует новая магистерская программа "Геномика и здоровье человека". Предполагается, что в магистратуру будут каждый год набирать до 10 студентов в рамках целевой подготовки специалистов для нашего центра и для отрасли в целом.