Минсредмаш, Средмаш, МСМ - так для краткости называли всю атомную отрасль Советского Союза, во главе которой почти тридцать лет стоял один человек - выходец с Дона, в восемнадцать лет - боец 1-й Конной армии под командованием Семена Буденного, а затем слушатель Горной академии, инженер, директор завода, замнаркома цветной промышленности Ефим Павлович Славский.
Его биография и заслуги широко известны и подробно описаны: трижды Герой Социалистического Труда (1949, 1954, 1962), лауреат двух Сталинских, Ленинской и Государственной премий, депутат Верховного Совета СССР двенадцати созывов, почетный гражданин четырех городов и района в Восточно-Казахстанской области, член ЦК КПСС с 1961 по 1990 годы.
Штаб на Большой Ордынке он покинул лишь в ноябре 1986 года, в возрасте 88 лет, а до этого еще полгода руководил, как мог, ликвидацией аварии на Чернобыльской АЭС. По рассказам очевидцев, на одном из совещаний, когда докладчик сравнил состояние топлива в разрушенном реакторе с утюгом, поставленном на лед и включенном в розетку, Ефим Славский не сдержался: "Паникеры!! Если потребуется, животами будем тепло снимать…".
Забывать допущенные в прошлом ошибки и перекосы нельзя даже в юбилей. Хочется верить, нынешние руководители атомной отрасли это признают и понимают. Как признают и то, что во многом благодаря заделу, созданному в 60-80 годы под руководством министра Славского, наша атомная индустрия и наука выстояли в кризисные 90-е годы и сегодня находятся в состоянии подъема, обеспечивая обороноспособность страны и ее энергетическую безопасность.
Установка памятника Е.П. Славскому перед фасадом "Росатома" утверждена комиссией по монументальному искусству при Мосгордуме, о чем еще в июне нынешнего года сообщил глава этой комиссии Игорь Воскресенский. На церемонии открытия все подобающие такому случаю слова были сказаны. Чтобы не повторять известного, приведу лишь одну историю-быль. Ее мне рассказала Вера Алексеевна Аврорина - ветеран Средмаша, оператор вычислительных машин, которая в 18 лет приехала работать в ядерный центр на Урале и навсегда прикипела к этому месту, найдя в Снежинске и свою любовь, и свою судьбу.
- О том, что мы создаем бомбы, я узнала далеко не сразу. О чем-то, конечно, догадывалась, потому что в задачах, которые нам давали обсчитывать, проскальзывало: ударная волна, тепловая волна, температура, разлет оболочки. Чаще других встречались слова "изделие", "оболочка"...
- А такие, например, понятия, как радиоактивность?
- Нет. Вы знаете, от кого я впервые услышала про бомбу? Приехал министр наш - Славский, и был банкет. А я жена ученого, и нас пригласили. И вдруг этот Славский встает - он здоровый такой мужчина - и вслух: "Наши атомные бомбы...". Я голову втянула в плечи: какие бомбы?!
- А ваш муж, Евгений Аврорин, как отреагировал?
- Он сидел, я это хорошо помню, в профиль ко мне. Но даже виду не показал, ни один мускул на лице не дрогнул. А я чуть не подскочила! Ну, а уж вечером - к нему с расспросами. Вертелся и так, и этак, но ничего сверх того, что сказал министр, я от него не узнала…
- Значит, лично для вас государственную тайну открыл министр Славский?
- Да. Это был 61-й или 62-й год.
- Вы семь лет уже работали на объекте - и не знали, что за "изделия" тут производят? Ни по каким косвенным признакам не возникало даже догадок?
- Вы знаете, нет. Мы так хорошо работали по инструкциям Берии - они до сих пор существуют… Какое оружие создавали наши мужья и мы вместе с ними, я стала понимать только тогда, когда о нем открыто сказал Славский. До этого - ну, изделие и изделие. У нас были сугубо математические задачи, а какие за этим физические процессы - это уже нас не касалось. Да и я тогда только училась, перед нами были инженеры, я же была только лаборант... До меня доходил самый нижний уровень задачи - просчитать, как говорится, от сих до сих...
- А любопытство, прямо не связанное со служебными обязанностями, мягко скажем, не поощрялось?
- Да. Нас об этом предупреждали. Если к моему столу подходил кто-то другой, по инструкции я должна была перевернуть или закрыть тетрадь. Под такой инструкцией каждый из нас расписывался… Когда перешла в программисты, степень допуска изменилась. Мы имели дело уже совсем с отвлеченными, абстрактными задачами и математическими формулами…
После нескольких лет на пенсии за границу меня выпускали. А вот моя подруга, она математик и с этой работы уходила на пенсию, не могла сразу выехать за границу даже по турпутевке - пять лет действует подписка.
- А Евгений Николаевич, когда выезжал за рубеж, проходил по особой статье? Как руководитель, лицо официальное? На него не распространялись общие требования к секретоносителям?
- Всех тонкостей не знаю. Но когда он первый раз выезжал в США, его накануне предупредили: рядом с вами или за вами, во всяком случае в поле вашего зрения, постоянно будет один человек. В случае чего, можете к нему обратиться. Было такое, я знаю...
Вообще только с годами начинаешь понимать, как тщательно, с любовью были подобраны для нашего объекта люди - умный человек сидел где-то "наверху". Щелкин, Забабахин, Феоктистов, Гречишников, Бунатян, Зысин - интеллигентные, деликатнейшие, очень правильные люди. Когда не согласны, но это касается другого человека, они лучше промолчат. Они были не просто умными математиками, талантливыми физиками - они были душевными людьми. У нас царила хорошая, теплая атмосфера, никто никого не подсиживал, по этому поводу никогда не было проблем.
Руководители атомной отрасли России/ CCCР
Лихачев А.Е. (05.10.2016 - н/в)
Кириенко С.В. (15. 11. 2005 - 05.10.2016)
Румянцев А.Ю. (2001- 2005)
Адамов Е.О. (1998-2001)
Михайлов В.Н. (1992 -1998)
Коновалов В.Ф. (1989 - 1991)
Рябев Л.Д. (1986 - 1989)
Славский Е.П. (1957 - 1986)
Первухин М.Г. (1957)
Завенягин А.П. (1955 - 1956)
Малышев В.А. (1953 - 1955)
Завенягин А.П. (1953)
Ванников Б.Л. (1945 - 1953)