Вообще, если тебе не пятнадцать лет, нелегко размышлять о высоком. И уж совсем трудно представить себе человека, который мог бы всю жизнь посвятить размышлениям только об этом: о Боге, России и Пушкине.
Но такой человек жил среди нас. Его фамилию трудно забыть: Непомнящий.
Валентин Семенович Непомнящий.
"Он был самым красивым юношей в МГУ", - рассказывала мне его однокурсница по классическому отделению филфака.
Красота была во всем, чему служил и что делал Валентин Непомнящий. Его глаза, голос, выступления со сцены и у микрофона, его книги - во всем этом нас прежде всего пленяла строгая классическая красота. Не случайно первые же его статьи о Пушкине вызвали интерес, удивление и даже восторг у Анны Андреевны Ахматовой.
Он не был тем пушкинистом, который собирает бесценные крохи подробностей пушкинской жизни или разбирает по косточкам тексты поэта.
Пушкин был его личным счастьем, выстраданным и заветным. И все научные труды Валентина Непомнящего, и все его пушкинские чтения были лишь формой дарения людям этого счастья.
Валентин Семенович одним мановением, одним звуком пушкинской строки освещал нашу вздыбленную жизнь.
Вот для чего на своих выступлениях Валентин Семенович не столько размышлял об Александре Сергеевиче, делясь своими прозрениями, сколько читал, читал и читал Пушкина. И тьма рассеивалась. Этого нельзя было не почувствовать. Свидетельствую об этом как человек, которому посчастливилось и беседовать с Валентином Семеновичем, и бывать на его вечерах в Музее-квартире Пушкина на Арбате.
И тут надо вспомнить, что примерно четверть века назад Непомнящий высказал одну догадку. Эта догадка - на стыке филологии, психологии и медицины. Валентин Семенович утверждал, что у человека, который читает вслух "Евгения Онегина", увеличивается объем легких (и ряд медиков потом подтвердили эту гипотезу). Многие коллеги-филологи сочли это утверждение художественным преувеличением, а кто-то и просто смеялся.
Сегодня по вине пандемии самым уязвимым органом человека оказались именно легкие. И кажется, пришла пора вернуться к открытию Валентина Непомнящего уже на новом, очень серьезном научном уровне.
Я разговаривал с Валентином Семеновичем несколько месяцев назад по телефону - тогда "Календарь поэзии" опубликовал отрывок из его малоизвестного эссе "Мамушка" (о няне Арине Родионовне). Мы договорились о встрече. "Увидимся, Митя..." - вот были его последние слова в том разговоре.
"У Пушкина последние слова вообще значат страшно много". Эта мысль - из заветной работы Валентина Непомнящего "Под небом голубым".
Его книги, как и диски с записями выступлений, сегодня очень трудно найти. Не хочу гадать, что виной тому. Лучше перелистаю любимые страницы из книги Валентина Семеновича "Пушкин. Русская картина мира".
Надеюсь, что и вас эти страницы не оставят равнодушными.
(из работ 1990-х годов)
Русская литература никогда не существовала, не писалась "для себя" или узкого круга, - она всегда была обращена к людям и сознавала свою ответственность перед людьми, помня, что соблазнить хотя бы одного "из малых сих" есть тягчайший грех. Русская литература - та, что делает честь России, - знала, что слово - священно, что в слове - вся полнота мира и вся полнота правды.
* * *
Не надо "просеивать" Пушкина через сито собственных наших представлений о том, каким надлежит быть поэту православного народа, - замалчивая одно, ретушируя другое, изо всех сил педалируя третье. Ведь может статься и так, что именно то, что в сите останется, те камни, которые "строители" отвергнут, окажутся теми, без которых не обойтись, постигая Пушкина.
* * *
Чего делать безусловно не следует, так это доказывать православие поэта Пушкина, талдычить, какой верующий человек был Александр Сергеевич. Не надо "доказывать"; надо глубоко, внимательно, беспристрастно исследовать его творчество. И тогда мы увидим, что никаких доказательств не нужно, что Пушкин внятно говорит все сам.
* * *
Никто ничего не осознает. Никто не слышит тех, кто стремится осознать. Все идет своим чередом, "пир продолжается"... Никто не думает, что сегодняшние слова могут стать последними. Озонная дыра - это, может, еще не конец, но если изживается понятие совести - это конец. А как оно будет - перегрызем ли друг другу глотки или сойдем на нет, вымрем, словно какие-нибудь ящеры от неведомой чумы, или деградируем до биологической приставки к компьютеру, - в любом случае это будет позорная гибель: люди исчезнут оттого, что поругали прекрасно устроенный Дом, перестали быть людьми.
* * *
Пушкин оказался сильнее истории. Он прошел сквозь нее, обдираясь в кровь и волоча на себе клочья чужих знамен, терпя урон на малых дистанциях, но победив на большой: он всегда был больше стратегом, чем тактиком. Он победил потому, что есть сила, которая больше исторических обстоятельств, - сила высших ценностей.
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru