В программу вошли "Вариации", "Болеро" и "Штраусиана" - три балета, создание которых разделено десятилетиями. Вечер открывается "Вариациями" на музыку Бизе - постановкой, созданной Бурмейстером на пике признания: он оказался первым советским хореографом, приглашенным в Парижскую оперу. У его "Лебединого озера" оказалась там счастливая жизнь, а в 1962 году хореографа позвали создать уже специально для парижской труппы балет "Три мушкетера". В ходе работы руководство театра сменилось - и новый директор предпочел большой костюмной постановке камерную, предложив музыку "Хроматических вариаций" Бизе. Бурмейстер, танцевальный архитектор большой формы, принял вызов - и представил призрачную мимолетную встречу Поэта и Музы, решенную в неоромантическом стиле.
Совсем иным было "Болеро". Этот спектакль сделан для театра "Эстония" в 1960 году, еще до того, как музыка балета Равеля стала культовой для хореографов. Бурмейстер сохранил эффектную форму испанского национального танца, но придал ему строгость и классическую ясность формы. Финальной точкой вечера выбрана "Штраусиана". Ее премьера состоялась в Москве в октябрьские дни 1941 года, когда город казался на грани сдачи фашистам. Праздничный нарядный спектакль в стиле бидермейер в сопровождении классических вальсов призван был поднимать дух горожан, которые стекались в театр между утренней и вечерней бомбежками. Но и десятилетия спустя после окончания войны картинки из венской жизни пользовались успехом.
В последние годы работы Бурмейстера (он возглавлял балет Театра Станиславского и Немировича-Данченко с небольшим перерывом до 1971 года) все три спектакля объединились в московском репертуаре. Но в последние десятилетия на сцену пытались вернуть - без особого успеха - лишь "Штраусиану". Советское наследие казалось слишком близким, понятным и потому неинтересным. Но в наши дни, всплывая к зрителям в виде немногочисленных ужасных по качеству видеозаписей, оно обнаруживает свой профессиональный и зрительский потенциал. Юрий Бурлака, известный в первую очередь как специалист по академическому балету XIX века, оценил это наследие, которое может исчезнуть на наших глазах так же, как старинные спектакли. Несколько лет назад получив в свои руки труппу Самарского театра оперы и балета, он пошел нестандартным путем. В то время, как другие худруки делали ставку на академический репертуар Петипа, на освоение западной классики XX века, на создание оригинального репертуара, Бурлака объявил о восстановлении манифеста советского драмбалета - "Бахчисарайского фонтана". Спектакль был прекрасно принят публикой - оказалось, что театр больших форм, грандиозных идей, гипертрофированных эмоций и психологической подробности сегодня находит живой отклик.
В силу обстоятельств заполненный лишь наполовину зал умудряется устраивать овации постановкам Владимира Бурмейстера. Но разорванную связь времен восстановить не так просто, даже несмотря на то, что на ее восстановление позвали Маргариту Дроздову - экс-балерину Театра Станиславского и Немировича-Данченко, работавшую еще с самим Бурмейстером. Сложность его балетов в том, что их звучанию недостаточно тщательного воспроизведения текста - нужно наполнить и воздух "между" текстом, между движениями. Это особенно непросто, когда танцовщики лишены сопровождения живого, импульсивного оркестра - по нынешним правилам он звучит в записи (дирижер - Евгений Хохлов).
Не помог спектаклю и художник Иван Складчиков, обрамивший весь вечер рамой, оглушающей яркостью кладбищенских искусственных цветов. Его могучие драпировки и тюники-торты лишили визуальной призрачности "Вариации", а утяжеленные испанские костюмы "Болеро" не только подчеркнули не самую эффектную фактуру самарского мужского кордебалета, но и повели зрителей и исполнителей в дебри "Дон Кихота". Тем не менее в труппе нашелся настоящий танцовщик-романтик, которому оказалась впору роль Поэта, - Сергей Гаген, а Анастасия Тетченко с ее опытом классической примы в "Болеро" правильно уловила предельную строгость, истонченную минималистичность бурмейстеровского "Болеро". И вся труппа с упоением отдалась игровой искрометности "Штраусианы", которую не портит даже легкая утрированность эмоций.